Человек с Луны
Шрифт:
Я приземлился у края огромного кратера и вышел из своего аппарата. Мгновение спустя, задыхаясь, я поспешно запрыгнул обратно внутрь и закрыл дверь. Атмосфера Магонга почти исчезла. Его огромные лучевые проекторы всё ещё работали, и он совершал самоубийство, стремясь уничтожить своего ненавистного врага.
Взлетев, я направился к ближайшей станции лучевого проектора. Подлетев к ней вплотную, я заглянул в окна. Ни одна живая душа не заметила моего взгляда, а этажи усеивало множество мёртвых тел. Проекторы, однако, всё ещё работали — они управлялись с помощью механизмов, настроенных таким образом, чтобы лучи фокусировались на Марсе до тех пор, пока аппаратура не перестанет
Время от времени на Магонг падали небольшие скопления метеоритов, но их становилось всё меньше и меньше — верный признак того, что персонал станций, обслуживающих их проекторы один за другим погибал от действия смертоносных лучей, нацеленных нашими людьми на их планету. Взлетев, я направился к ближайшей планете, где ещё могла существовать человеческая жизнь — к Земле. Путешествие заняло добрых два часа, и я с тревогой отметил, что у меня в баллоне остался лишь небольшой запас концентрированного воздуха — его хватило бы ещё на сорок пять минут при бережном его расходовании.
Нажав на рычаг управления скоростью до упора, я устремился к Земле быстрее любых метеоров. Прошло сорок пять минут, а Земля, хотя и маячила впереди, всё ещё была за много тысяч миль от меня. Взглянув на индикатор баллона с воздухом, я увидел, что он показывает ноль. Я закрыл клапаны для выпуска загрязнённого воздуха и постарался дышать как можно тише. Вскоре я почувствовал, как меня охватывает смертельная вялость. Усилием воли мне удалось сохранить контроль над чувствами ещё на несколько минут.
Внезапно моё угасающее сознание зафиксировало тот факт, что приборы показали, что я почти достиг внешней границы земной атмосферы. Войти в неё на той скорости, с которой я летел, означало бы верную огненную смерть. Я успел сделать две вещи, прежде чем потерял сознание: перевести рычаг управления скоростью назад и открыть дверцу рядом со мной. Затем наступило забытьё.
Когда я пришёл в себя, то обнаружил, что лежу на земляном полу большой хижины с глинобитными стенами. Вокруг меня стояла охваченная благоговейным страхом группа светлокожих полуголых дикарей. Я сел, и как только я это сделал, земля подо мной содрогнулась, и часть глинобитной стены обрушилась, придавив троих мужчин и женщину. Остальные дикари распростёрлись вокруг меня, демонстрируя все признаки суеверного страха.
Я подал знак, что голоден, и мне тут же принесли еду и питьё — огромный кусок подгоревшего мяса и белый кислый напиток, который, как я потом узнал, был ферментированным молоком какого-то животного. Я поел, попил и, почувствовав себя сильнее, встал и вышел из хижины, двигаясь так, словно моё тело было налито свинцом из-за огромного притяжения планеты. Когда я это сделал, земля задрожала ещё раз, и хижина обрушилась полностью.
Знаками я, наконец, дал понять охваченным ужасом дикарям, что хочу знать, где находится мой эфирный корабль. Один из них, казавшийся смелее остальных, привёл меня к месту, где в плотной земле зияла огромная расщелина. Далеко внизу, в этой расщелине, я увидел свой застрявший аппарат. Я искал какие-нибудь способы спасти его, когда земля вновь задрожала, и края расщелины сомкнулись над ним.
Таким образом, лишившись возможности межпланетных перемещений — поскольку я не знал, как построить другой эфирный корабль, — я оказался прикованным к Земле. Я немедленно приступил к изучению примитивного языка дикарей, из-за частых землетрясений живших в жилищах из шкур, привязанных к шестам. Я знал, что всё это, а также многочисленные извержения вулканов, ужасные электрические
Желая умилостивить меня, соседние племена, разбросанные на сотни миль во всех направлениях от моего жилища, устраивали подношения в виде еды, стад животных и выделанных шкур. Постепенно землетрясения утихли, в извержениях вулканов появились перерывы, метеоритные дожди стали реже, и в целом, стихия стала менее разрушительной. По прошествии года я женился на дочери вождя племени, в которое попал. Другие вожди, узнав, что бог берёт в жёны женщин, быстро предложили руки своих дочерей.
На одной из них я время от времени женился, заключая таким образом союзы, которые никто не хотел расторгать, с одним племенем за другим. Я стал невероятно богат, если судить о богатстве с точки зрения этих людей, и построил себе огромный дворец из тёсаного камня, лично наблюдая за работой орды неопытных рабочих. Также я построил храм для поклонения великому богу Т'иену, Верховному Правителю Вселенной, и научил свой народ поклоняться Ему и относиться ко мне только как к наместнику Его на Земле.
Большинство моих многочисленных жён родили мне детей, и я был благодарен за то, что все они, вместо того чтобы походить на своих матерей, имели жёлтую кожу, прямые чёрные волосы и раскосые глаза моей расы. Мои дети выросли и заключили браки с женщинами и мужчинами-дикарями, вот только внешность их отпрысков слегка изменилась. С течением времени я узнал, что эти люди, включая моих детей и потомков, редко жили дольше столетия, их средняя продолжительность жизни составляла около семидесяти лет. Когда я перешагнул столетний рубеж, не проявляя никаких признаков старческого слабоумия, прошёл слух о том, что я бессмертен. Это убеждение увеличило мою власть, и, следовательно, я не стал отрицать или подтверждать её истинность, хотя и знал, что в свои двести лет я буду уже в среднем возрасте и, вероятно, умру, не дойдя до конца третьего столетия своего существования, поскольку три столетия — это средняя продолжительность жизни моей расы, до четырёх столетий редко кто доживал.
Теперь, когда мне исполнилось двести девяносто восемь лет, я готов вернуться к моему Создателю, оставив после себя сто тысяч потомков — гордую расу, уже давно переставшую вступать в браки с белокожими дикарями. Они известны как Поднебесный народ, и я сделал их повелителями над низшими расами моей могущественной империи.
Эта летопись, собственноручно высеченная мною на неподвластном времени камне, будет храниться в пещере, в которой я её высекаю. Я подсчитал, что не менее чем через пять тысяч лет дверь пещеры будет заново открыта в результате эрозии.
По мере приближения конца я стал ощущать в себе дар предвидения — потребность пророчествовать. Когда моё послание будет обнаружено, число моих потомков будет исчисляться миллионами. Они будут не людьми науки, а людьми веры. Я вижу, что эта тенденция сохраняется в них по сей день, и, видимо, она будет продолжена. Хотя я научил их читать и писать на языке моего народа и поклоняться Т'иену, я уже давно оставил попытки обучать их наукам. Все мои попытки научить их хотя бы основам астрономии и физики были тщетны. Мои простейшие высказывания на эту тему интерпретировались как символические религиозные изречения и оборачивались суевериями.