Человек с острова Льюис

Мэй Питер

Они очень быстро нашли нужные данные в Центре семейной истории Национального архива Шотландии. Джон Уильям и Питер Ангус Макбрайд родились в тысяча девятьсот сороковом и сорок первом годах соответственно, в Слэйтсфордском районе Эдинбурга. Родителями их были Мэри Элизабет Рафферти и Джон Энтони Макбрайд. Джон Энтони погиб в сорок четвертом году, во время службы в Королевском флоте. Мэри Элизабет умерла спустя одиннадцать лет от сердечной недостаточности, причина которой не была указана. Маршели заплатила за выписки из свидетельств о рождении и

смерти для всей семьи. Теперь копии лежали в конверте, а конверт — в сумке, которую она прижимала к груди.

Фин не знал, что она на самом деле думает. Все время полета Маршели молчала. Вероятно, она пересматривала все, что когда-либо знала или думала о себе. Выяснилось, что в ней нет ни капли островной крови, хотя родилась и выросла она на Льюисе. Мать-англичанка, отец — католик из Эдинбурга, который к тому же взял себе чужую личность и биографию. Все это стало неприятным открытием. Сейчас Маршели была бледна, под глазами залегли тени, тусклые волосы растрепались. Она выглядела несчастной и раздавленной, и Фину инстинктивно хотелось обнять ее, защитить. Но что-то произошло в Эдинбурге, и между ними выросла стена. Сначала казалось, они снова нашли друг друга после стольких лет. Потом это ощущение ушло.

Вся эта история с установлением личности ее отца изменила Маршели. Та девушка, которую он когда-то знал, исчезла, потерялась в кризисе идентичности. Фин боялся, что она больше никогда не выйдет к свету. А если и выйдет, то окажется кем-то совсем другим.

Кроме того, установление личности отца Маршели и его брата не пролило свет на причины убийства Питера Макбрайда на Эрискее много лет назад.

Они долго сидели в машине. Двигатель работал, дворники двигались взад-вперед по стеклу; снаружи бушевали дождь и ветер. Наконец Маршели повернулась к нему:

— Отвези меня домой, Фин.

Но он не стал переключать передачи и выезжать с парковочного места. Так и сидел, вцепившись в руль, глядя перед собой. Ни с того ни с сего ему в голову пришла идея, крайне простая и ослепительно очевидная.

— Я хочу поехать к твоей маме.

Женщина только вздохнула.

— Зачем?

— Разобрать вещи твоего отца.

— Для чего?

— Я не узнаю, пока не найду то, что нужно.

— Зачем все это, Фин?

— Затем, Маршели, что кто-то убил Питера Макбрайда. Полиция открыла дело об убийстве, на следующей неделе приедет следователь. Твой отец останется главным подозреваемым, если у нас не будет доказательств обратного.

Женщина устало пожала плечами.

— Ну и что?

— Тебе не может быть все равно. Это твой отец! То, что мы о нем узнали, ничего не меняет. Это тот самый человек, который таскал тебя на плечах на резку торфа. Это он целовал тебя в лоб, когда укладывал спать. Он был рядом с тобой всегда, когда был тебе нужен, с твоего первого школьного дня до самого дня свадьбы. А теперь ему нужна твоя помощь.

Маршели растерянно взглянула на него.

— Я не знаю, как к нему относиться, Фин.

— Я уверен: если бы

он мог, он рассказал бы тебе все, Маршели. Все, о чем молчал все эти годы. Все, чем ни с кем не делился. Я не представляю, как ему было тяжело, — он в волнении пригладил свои светлые завитки. — Мы заходим в дом престарелых и видим: вокруг сидят пожилые люди. Пустые глаза, грустные улыбки. Мы считаем их просто… старыми. Старыми, усталыми, ни на что не годными. А ведь каждый из них прожил жизнь, у каждого своя история. Боль, любовь, отчаянье, надежда — знакомые нам чувства. И когда мы стареем, мы не перестаем чувствовать. Когда-нибудь и мы будем так сидеть и смотреть на молодых, а они будут считать нас просто… старыми. Разве тебе это понравится?

Маршели явно стало стыдно.

— Я люблю отца и всегда любила.

— Тогда верь в него. Ты должна верить: если он что-то сделал, значит, на то была причина.

Видимость на северо-западном конце Льюиса была почти нулевой. Дождь — мельчайшую водяную пыль — несло с океана сплошными пластами. Вдали, за махером, едва можно было различить белую пену волн на черном гнейсе. Даже мощный луч маяка на мысе Батт терялся в этой непогоде.

Когда они появились перед ее домом, прячась под курткой Фина, промокшие за время пути от машины до дверей, мать Маршели очень удивилась.

— Где вы были? — спросила она. — Фионлах сказал, вы летали в Эдинбург.

— Тогда зачем ты спрашиваешь?

Миссис Макдональд вздохнула с досадой.

— Ты понимаешь, о чем я.

— По личному делу, мам.

По пути в Несс Фин и Маршели условились, что не скажут ее матери о том, что им удалось узнать про Тормода. Конечно, когда-нибудь это станет известно. Но сейчас раскрывать это не было смысла.

— Мы хотели бы посмотреть на вещи Тормода, если можно, миссис Макдональд.

Она вдруг раскраснелась.

— Зачем?

— Просто хотим, и все, — Маршели двинулась в сторону кабинета отца, мать шла за ней.

— В этом нет смысла. Весь этот мусор больше не нужен ни мне, ни тебе, ни ему.

Маршели остановилась в дверях пустой комнаты. Картин на стенах больше не было, все вещи со стола исчезли. В его ящиках, в шкафах для документов тоже пусто. Коробок с мелкими предметами не видно. Комната казалась стерильной; ее продезинфицировали, как будто отец Маршели был опасной болезнью. От него здесь не осталось и следа.

Маршели повернулась к матери.

— Что ты наделала? — спросила она потрясенно.

— Он здесь больше не живет, — женщина начала защищаться. — Я не буду держать в своем доме его мусор.

— Мама, вы прожили с ним почти пятьдесят лет! Ты же его любила! Разве нет? — в голосе Маршели прорезались обвиняющие нотки.

— Он уже не тот, за кого я выходила.

— Он в этом не виноват! У него маразм, мама. Это болезнь.

— Вы выбросили все? — спросил Фин.

— Мусор вывезут через несколько дней. Пока все стоит в коробках в коридоре.