Человек с разрушенных холмов
Шрифт:
– Если только можно оставить позади себя такую парочку, как Бэлч и Сэддлер, и иметь при том чистую совесть. Нет, я отведал вашей соли и выступлю на стороне «Стремени», если они только возьмут меня.
– Что ты хотел сказать? – спросил Денни. – Насчет соли?
– У некоторых народов считается, что если ты отведал чей-то хлеб и соль, то это возлагает на тебя долг… или что-то вроде этого, – пояснил Хинг.
– Почти так, – согласился я. – А вы, ребята, увольняетесь?
Теперь в их глазах не было дружелюбия.
– Увольняемся?
– Выступать против банды головорезов ради слепого старика и девчонки, – пожал я плечами, – просто не имеет смысла.
– Мы и не думали увольняться, – заявил Ропер.
Я улыбнулся им:
– Рад, что отведал вашей соли.
Глава 2
Дом на ранчо «Стремени» оказался приземистым, собранным из бревен хлопкового дерева, на фундаменте, сложенном из саманного кирпича; драночная крыша заросла мхом, на котором местами пробивалась трава и цветы.
Рядом тянулись три загона из жердей и покосившийся сарай, на одном краю которого размещалась наковальня и кузнечный горн.
Это было обыкновенное мелкое хозяйство, не представлявшее собой ничего особенного, такое можно встретить во многих районах Техаса или других равнинных штатов. Только когда мы спускались по длинному пологому склону к дому, заметили во дворе мужчину со вскинутым на изгибе локтя винчестером.
Должно быть, он ничего не имел против нас, потому что, развернувшись на каблуках, что-то прокричал в сторону дома. Потом направился к бараку, расположенному поперек плотно утрамбованного двора, напротив сарая.
На ступеньках стояла худенькая девушка с развевающимися на ветру белокурыми волосами, прикрывавшая рукой глаза от солнца, чтобы разглядеть нас.
Джо Хинг сказал:
– Мэм, я привел к вам работника.
– Добро пожаловать. Когда умоетесь, приходите ужинать.
Пока мы подъезжали к загону и расседлывали лошадей, она смотрела нам вслед.
– А кто тот, с винтовкой? – спросил я.
– Увидите. Однако говорите потише. Он сосед, – предупредил Денни.
– Сколько у вас работников?
– Все перед вами, – объяснил он. – Иногда Харли приезжает, чтобы помочь. Он гонит скот на шкуры с востока, оттуда, где кончаются горы.
Барак, тоже бревенчатый, был длинным и узким; вдоль стен стояли койки, а в самом конце находилась печка из листового железа. Рядом размещалась поленница с запылившимися дровами, на которой сохли чьи-то носки; на плите стоял закопченный кофейник.
На четырех койках лежали измятые постели, другие четыре, представлявшие собой привязанные к раме сыромятным ремнем коровьи шкуры вместо сетки, пустовали.
Вдоль стены на крючках висели пальто и плащи; рядом стояли две скамьи. На столе – керосиновая лампа, на скобе возле печи еще одна. Два фонаря с треснувшими стеклами на стене.
Пол
Поплескавшись в тазу, я вымыл руки, расчесал волосы и взглянул на мужчину в зеркале. Это был я – парень с худым, смуглым лицом, бакенбардами и усами. Впервые за три или четыре месяца я увидел свое отражение в чем-то другом, кроме воды, но, похоже, я не слишком изменился. Шрам на скуле, где кожу царапнула пуля, почти исчез.
Появился Денни и, смочив водой волосы, пригладил их назад. Возле макушки остался торчать вихор.
– Кормежка здесь хорошая – она отлично готовит.
– Сама готовит?
– А кто же еще?
Я отряхнул шляпой пыль с мятой одежды и направился к дому; мои глаза пробежались по холмам, отмечая те места, с которых могли наблюдать за ранчо. Таких оказалось немного; холмы выглядели безлюдными.
Маленькая загородка перед домом окружала пустой дворик с несколькими цветами довольно жалкого вида. Выложенная камнем дорожка вела к двери. В комнате стоял стол под скатертью в красную и белую клетку, на котором уже были расставлены покрытые чем-то вроде голубой эмали тарелки с аппетитным на вид рагу, тут же примостился щербатый эмалированный кофейник, а на буфете красовался яблочный пирог… конечно, из сушеных яблок, но тоже весьма аппетитный. Кроме того, стоял горшок с бобами, желе из диких яблок и лежали толстые куски белого хлеба, словно только что вынутого из печи.
Девушка оказалась еще тоньше, чем мне вначале показалось, а глаза ее – еще голубей.
– Меня зовут Барби-Энн. А это мой отец, Генри Розитер. – Она кивнула в сторону главы стола.
У него сохранилась осанка некогда крупного мужчины, а кисти и запястья человека, который, по-видимому, когда-то обладал недюжинной силой. Теперь же это был старый, седой человек с усами, как у моржа, и слишком длинными белыми волосами. Его глаза смотрели невидящим взглядом, однако я откуда-то знал его тоже.
Я поздоровался и представился, и его голова качнулась в ответ. Он перевел незрячий взгляд в мою сторону, но настолько точно, что я почувствовал некоторое беспокойство.
– Кто это сказал? – хрипло спросил он. – Кто говорил?
– Это новый работник, отец. Он только что приехал вместе с ребятами.
– Мы немного повздорили с Бэлчем и Сэддлером, – объяснил Хинг. – Он принял нашу сторону.
О, он знал! Он все знал, однако оказался настолько проницательным, чтобы не задавать больше вопросов… по крайней мере насчет меня.