Человек с того смеха

Каневский Александр Семенович

Послал бог собеседницу. Теперь придётся всю дорогу вести содержательный разговор.

– Не умею угадывать, – буркнул я.

Но старушка не обиделась. Я нужен был не как участник беседы, а только, как повод.

– В институте геронтологии. Знаете, где стариков изучают. И лечат. Вы спросите, поправилась я или нет.

Это уже легче: повторять готовые вопросы. Это я могу.

– Вы поправились?

– Чувствую себя лучше. Но больше к ним не поеду. Знаете почему?

– Почему?

Я подавал ей нужные реплики, как Белый клоун

Рыжему.

– Каждый день им надо говорить, где у тебя заболело, где закололо…

– Старуха, а туда же – едет зайцем! – гаркнула со своего места кондуктор.

Старушка засуетилась.

– Что вы! Обязательно возьму. Я вас просто не заметила.

– Очки надень!

У старушки от неожиданности отвалился подбородок, и все морщинки выстроились вертикально.

– Да как вы смеете…

– Не связывайтесь, – посоветовал я.

Было жарко и душно. Автобус напоминал духовку на колесах. Спину парил горячий компресс из пропотевшей рубашки. На переднем сидении парень в тельняшке продолжал поливать своего худрука.

– А ты бы всё это выдал на коллективе, – посоветовал очкастый умный друг. – Неужели тебя не поддержат?

– Пять человек поддержат, остальные промолчат. У нас в ансамбле интриги, как в академическом театре. Он меня сразу выживет. А я дня не могу без работы. У меня на каждой клавише по иждивенцу. Я должен выколачивать башли – вот и стучу на рояле.

– Ты легко устроишься в другом месте-все знают, как ты играешь.

– Это Рихтер играл , а я стучу.

Я откинул голову назад, на спинку кресла, и услышал продолжение другого диалога.

– Ты хорошо сделал, что купил не одну курицу, а две. Бульон из двух кур, – это ведь не из одной, правда?

– Конечно: две курицы – это не одна.

– А она тебя угощает бульоном?

– Раньше угощала. Теперь нет.

Я закрыл глаза и попытался задремать, но ничего не получилось. Наверное, сон вышел из меня вместе с потом.

– …Сколько мне суждено жить, столько и проживу без их института, – убеждала меня старушка. – Буду книги читать, в кино ходить, ездить на велосипеде… А чего вы улыбаетесь? У меня сосед, на восемь лет старше, с велосипеда не слазит. Одной ногой в могиле, а другой-педаль крутит. Это очень полезно для здоровья… Вы думаете, я смерти боюсь? Ничего подобного! Боятся те, кому нечего вспоминать, а я прожила разноцветную жизнь.

Боже, как они мне все надоели! Как трясёт этот ящик на колесах! Наверное, в юности он работал бетономешалкой!

Автобус подпрыгнул и затормозил. Вскочила девушка в кожаной мини-юбке, напоминающей набедренную повязку. У Юльки такая же, только коричневая… Поскорей бы в поезд! Уехать и обрубить. И всё! Очень уж они переплелись-институт и Юлька. Я больше не могу провожать её до входа и оставаться на улице. Я больше не могу слушать, как она разговаривает с однокурсниками об анатомке или профессоре Глинкине, а я при этом только присутствую. У неё своя жизнь, в которую я никак не могу прорваться. Когда мы познакомились,

она была на первом курсе, теперь – на третьем. А я все трахаюсь лбом о приёмную комиссию. Юлька уходит от меня, вверх по курсам, как по ступенькам, я это чувствую. Так лучше самому, сразу, одним махом!

В автобус вошел новый пассажир. Он был в пиджаке и при галстуке. «Самоубийца», – подумал я. Но пассажир чувствовал себя превосходно.

– Сестричка, – обратился он к нашей кондукторше, – поздравь меня: мне сегодня исполнилось сорок лет!

– Билет берите! – потребовала «сестричка».

– Я возьму, не беспокойся. Но ты меня сначала поздравь – у меня праздник.

– Гражданин, берите билет. Если выпили, не надо хулиганить.

– Я не хулиганю, я радуюсь, – миролюбиво объяснил именинник. – Мне сорок, а женщины ещё дарят цветы. Вот!

Он вытащил из бокового кармана красную гвоздику и протянул её кондукторше. Но та оттолкнула его руку и прорычала:

– Не возьмёшь билет – милицию позову! Каждый ханыга будет нервы мотать!

Улыбка слетела с лица именинника. Он вставил цветок на прежнее место и нажал кнопку звонка рядом с табличкой «Место кондуктора».

– Ты чего хулиганишь!

Не отвечая, мужчина крикнул водителю:

– Открой дверь. Выйти надо!

Автобус остановился, дверь открылась. Пассажир стал на ступеньку и сказал кондукторше:

– Не хочу ехать в твоём автобусе! Ты мне весь праздник испортила. – Спрыгнул на землю и уже оттуда добавил: – Рожать тебе, кондуктор, надо. Рожать! Добрее будешь!

Автобус тронулся дальше.

Все разговоры прервались. Пассажиры с осуждением смотрели на кондуктора. Та была несколько растеряна, но не подавала виду.

– Ничего! Прожарится на солнышке, пока следующая машина подойдет, – успокоится.

– Это свинство! – сказала моя соседка-старушка.

– Чего? – рыкнула на неё кондуктор.

– Свинство, говорю: выставить человека на полпути.

– Кто его выставлял? Сам выскочил.

И тут автобус взорвался. Всё накапливающееся раздражение против грубиянки-кондукторши теперь хлынуло лавиной.

– И правильно сделал! – крикнул полосатый лабух. – Лучше пешком идти, чем видеть вашу мрачную физиономию.

– Ну и шёл бы пешком, Кто тебя в автобус звал?

– Нет, голубушка! – заявила старушка. – Нас двадцать, а вы одна. Не вы от нас, а мы от вас скорей избавимся!

Её морщинки воинственно подталкивали друг друга. Со всех кресел неслось:

– Надо написать письмо в мэрию!

– Все подпишемся!

– Такую хамку надо учить!

И вдруг все замолчали. Кондуктор тихо плакала.

Это было неожиданно. От неё ждали ругани, оскорблений, но не таких тихих слёз. И ещё она всхлипывала по-детски. И приговаривала:

– Набросились, как на бандитку. А у меня, может, на той неделе тоже день рождения был… И ни одна зараза не поздравила… И муж к Воробьёвой Дашке ушёл… И план третий месяц не выполняем…