Человек-саламандра
Шрифт:
– Вам нужно на юг, – сказал Флай. – Когда мы дойдем до большой дороги. А я пойду на восток. На вашем пути будет Нэвэр. Это большой город и большой порт. Он лежит в устье Лурривер. Выше по течению реки будет еще один большой город. Еще больше. Это Нэнт. Где-то там ищите свой путь. Это ворота Уорлд-пауэр – великой страны сытости и страдания. От этих ворот много путей в разные стороны.
– Я очень признателен вам, – сказал человек из леса.
– Как ваше имя? – вдруг спросил Флай.
– Зовите меня
– Меня зовут Флай.
– Символично, не находите?
Еще через некоторое время пути они расстались.
Флай пошел на восток, а человек из леса на юг в сторону порта Нэвэр.
И вот Флай – вышел на большую дорогу.
Лес немного отступил. Не так теснил с боков. Флай пожалел, что не попросил у человека из леса еще одну вкусную пуговицу.
Но что уж теперь.
Может быть, так даже лучше.
Дорога была пустынной…
– Никогда! Никогда! Никогда! – прокричал директор Поупс Медок.
Если бы нашелся кто-то, кто осмелился бы спросить его, что же это значит, то почтенный директор едва ли способен был ответить. Это был крик души. Крик оскорбленного делового человека, душа которого находится в его кошельке. Он, очевидно, имел в виду, что никогда еще с ним не поступали так вероломно и так коварно. Никогда еще его старому доброму кошельку, что, разумеется, фигура речи, не наносили столь сокрушительного оскорбления.
Судите сами: гастрольный тур обещал быть сорванным. Триста концертов по десять тысяч зрителей, девятьсот сопутствующих мероприятий, баснословные цены… Бешеные деньги.
Нет, разумеется, для почтенного Поупса это было всего лишь рутинной работой, которая и прибыль-то приносила только потому, что процесс непрерывен. Артисты полагали, что неплохо зарабатывают, Поупс полагал, что всего лишь берет свое, обеспечивая стабильность своему делу…
Свалить почтенного Поупса не смог бы срыв десятка подобных туров, даже с учетом затрат и неустоек. Но сам факт!
Пожилой полноватый импресарио был в бешенстве или делал вид, что в бешенстве, так войдя в роль, что это практически не имело разницы. Он хлопнул себя пухлой ручкой по лысине, что означало для окружающих высочайшее напряжение всех его душевных сил.
– Меня не интересует, каким образом это случилось! – иезуитским шепотом выдавил Поупс. – Шоу должно продолжаться любой ценой!
Эта фраза пошла в народ и стала крылатой.
Секретарь выкатился прочь из кабинета, словно на него кипятком плеснули.
– Жарко? – поинтересовалась девица эстрадно-цирковых пропорций, сидевшая в приемной.
Это была Пипа – помощница режиссера шоу. На редкость вульгарная девица, державшаяся на работе только из-за своей колоссальной несущей способности.
– А пошлите его в жопу, Огисфер! – сказала она.
Огисфер мотнул
– Не просто жарко! – ответил он почти доверительно. – У нас пожар. Всё горит.
– И пусть горит, – легкомысленно заявила бесшабашная помощница режиссера. – Пошлите в жопу…
От Огисфера ей не удалось до конца скрыть интерес к явному скандалу, но секретарь не оценил его правильно, приняв за обычное женское любопытство.
Он ошибся.
Огисфер – высокий, несколько костлявый мужчина средних лет с демоническим лицом и глубокими большими глазами, помощник и секретарь Поупса Медока, один из адептов учения «Избранных для продажи во имя Господа и именем Его» был для Пипы открытой книгой.
Он подошел к своему столу и начал переставлять и перекладывать находящиеся на нем предметы.
Огисфер, по мнению Пипы, был недалеким, заторможенным и верным человеком. В чем-то Пипа была права. Она только затруднилась бы ответить на вопрос, кому именно был верен Огисфер: своему хозяину, ей или своим братьям и сестрам по вере.
Она могла не сомневаться только в том, что Огисфер был хорошим любовником. Может быть, немного своеобразным, излишне добросовестным, но очень ласковым и сильным.
Пипа полагала, что Огисфер влюблен в нее, и пользовалась этим, позволяя себя любить.
Огисфер в свою очередь подозревал, что это Пипа влюблена в него, как кошка, но из гордости прикрывает это чувство цинизмом, а он пользовался этим, потому что нуждался в здоровом, регулярном сексе к потому что Пипа была исключительно хороша в постели.
Да, она была немного своенравной, немного эксцентричной, но очень сексуальной.
Пипа подошла к Огисферу только тогда, когда он сел за свой стол.
– Тем временем происходят неприятности у господина Поупса, – сказала она. – Что случилось, Огисфер?
– Гастрольный тур проваливается, – ответил тот. – Исчез Хайд.
– Хайд? – удивилась Пипа. – Как может исчезнуть человек, которого весь мир знает в лицо?
– Исчез… – с обреченностью подтвердил Огисфер и даже опустил плечи.
Возможно, он хотел что-то добавить. Но не сделал этого.
– Где это случилось?
– На севере…
– Он никогда не любил снегопад, – задумчиво сказала Пипа. – Помнишь в его старой песне:
…Все дороги выбелил снег, Никому не припас он успех, Злобно-злобно высмеял всех. Белый-белый паяц – белый снег.Пипа воодушевилась и напела припев:
Белый снег, белый снег, белый снег…