Человек-саламандра
Шрифт:
Клосс поморщился.
Рюво продолжал:
– Его же напарник, по-моему, просто очень много ест. А полный перечень заказа? Вот он вам, всё в полном объеме.
И распорядитель зала расстегнул сюртук и обнаружил, коротко хохотнув, под ним знаменитый свой жилет с множеством кармашков. Жестом фокусника он начал извлекать из кармашков колоды разноцветных карточек меню, на каждой из которых были напечатаны вкратце рецепты блюд и рекомендации, как и с чем это следует вкушать.
Ловкими пальцами тасуя колоды, он начал выкладывать перед полицейским пасьянс,
– И они всё это съели? – ужаснулся Клосс, когда большой круглый стол был покрыт карточками на четверть.
– Привычку оставлять после себя практически чистые тарелки можно отнести к одному из достоинств мистера Бенелли, – заметил Рюво, убирая лишние карточки по цветам в кожаные кармашки своей жилетки.
– А вы всё это запомнили? – выразил восхищенное сомнение Клосс.
– Это часть моей работы, сэр. К концу дня я держу в голове все заказы, сделанные с начала работы зала. Мне нужно составить обзор предпочтений клиентов и прогноз на заказы продуктов тем земельным хозяевам, флотилиям и переработчикам, с которыми мы сотрудничаем.
– Вы мне напомнили моего шефа, – сказал полицейский. – Кантор держит в голове столько всего, что я иногда ловлю себя на глупейшей мысли, как это его не пригибает к земле тяготением!
Рюво и Клосс посмеялись, как два человека, понимающие что-то доступное не всем и явно испытывающие от этого удовольствие.
– Вы, пожалуй, правы, – сказал Клосс. – вкусы Карло-Умника слишком эксцентричны для меня. К тому же тяжелый живот не сообразуется с моей профессией и положением в обществе. Ничего из этого я не стану заказывать. Пообедаю как обычно, если вы ничего особенного мне не порекомендуете.
Разговор перешел на формирование заказа. Когда же карточки, мелькавшие в ловких пальцах Рюво, сложились в пачку, они были отправлены в щель приема заказов на столе.
– А скажите, – вдруг решился Клосс, – говорят, что трубы столовых лифтов, идущие в кухню, обладают хорошим резонирующим свойством. И повара развлекаются тем, что подслушивают разговоры клиентов?
– Эти слухи, – деланно помрачнел Рюво, – вредят репутации, но не лишены определенного смысла. Трубы действительно резонируют. И в кухне можно расслышать кое-что, кроме стука ножей и ложек. Клиенты с юмором имеют обыкновение произносить благодарственные речи поварам напрямую, а не через мое посредничество.
– Милый Рюво, – улыбнулся Клосс, – мне, в силу как раз профессии, просто необходимо узнать, о чем могли говорить Бенелли и Шмидт, кроме хвалебных речей кулинарам. И если кто-то в кухне что-то ненароком слышал, то я спустился бы туда после того, как отобедаю, и, лично отблагодарив за обслуживание, в вашем присутствии хотел бы поговорить с тем обладателем особо острого слуха среди поваров. Мне может пригодиться каждая деталь. Я не слишком обременяю вас такой просьбой?
– Я понимаю, сэр, – кивнул Рюво, – ведь если бы мне нужно было выловить злостного расхитителя окороков, то я обратился бы только к вам, и вы не отказали бы мне, не так ли?
В этот момент круглый люк
Рюво, пожелав получить максимум удовольствия и, отрешившись от всего суетного, предаться еде, удалился.
Кухня покачивалась. Лена почувствовала новый приступ бодрости и веселости. Безотчетно, но яростно захотелось активных действий. Причем таких, что непременно обратят на Лену внимание обитателей дома.
Она поднялась и подошла к лестнице наверх. Лестница качалась тоже. Лестница извивалась и гримасничала, будто мехи гармони наяривали камаринского!
…ах ты, сукин сын, камаринский мужик, потерял штаны, по улице бежит. Он бежит, бежит, покряхтывает! Бороденкою потряхивает……и так далее.
– Ешки-матрешки! – сказала Лена и засмеялась.
Внезапно и тревожно, словно предупреждение о самом худшем, будто бы дежа-вю, всплыло и зацепилось за сознание острыми краями воспоминание о прочитанной книге. Так же уже было! Она уже переживала нечто подобное. И одновременно Лена знала, что никаких похожих приключений с ней не приключалось.
Так в чем же дело? Можно ли считать переживанием то, что вычитано в книге? Даже если впечатление осталось сильное. Нет, наверное, думала Лена.
Ей доводилось не только «Мастера и Маргариту» читать в ксерокопии с журнальной публикации, но и другие книги «самиздата».
Некоторые представляли собой любительские переводы зарубежной фантастики или отпечатанные на машинке (тираж 5-7 экземпляров) и переплетенные фолианты отечественных авторов, по тем или иным причинам не публиковавшихся официально.
Сейчас ей вспомнилась небольшая повесть под названием «Торнадо-Сити». Не то перевод какого-то англичанина, не то сочинение местного автора. Там тоже были чудеса с лестницами. Они то удлинялись, то укорачивались, реагируя на состояние героя. Там вообще всё постоянно менялось.
И переданное автором переживание героя, связанное с нестабильностью мира, с постоянным ожиданием изменения окружающего, как предательства, как отказа мира от тебя, запомнилось, потому что было очень заразительно. Лена, прочтя неряшливую рукопись с множеством опечаток, долго потом ходила по городу, не в силах избавиться от ощущения подвоха.
Нельзя было надолго бесцельно оставаться на месте. Улица менялась. Нельзя было засидеться на лавочке напротив симпатичного дома. В какой-то неуловимый момент дом мог смениться другим, а тот исчезнуть, словно сменили декорацию или скамейка переехала на другой квартал, другой бульвар, в другой город.
С неделю по прочтении повести Лена жила в реальном и одновременно фантастическом мире. Потом ощущение отпустило, сгладилось, стерлось. Москва обрела стабильность и надежность. А теперь воспоминание накатило вновь и остро будоражило живое воображение.