Человек СИСТЕМЫ
Шрифт:
Временами у него бывали некоторые улучшения, но он уже никогда не возвращался даже к своему относительно нормальному прежнему, рабочему состоянию. Болезнь неуклонно прогрессировала. Он быстро уставал, терял интерес к предмету разговора, все хуже говорил, отказывала память. К концу жизни даже самые элементарные вещи к беседам и протокольным мероприятиям Брежневу писали — без таких «шпаргалок» он уже просто не мог обойтись.
Сложилась ситуация, когда нормальное руководство страной — нормальное даже по самым либеральным критериям, учитывающим более чем скромные возможности Брежнева как руководителя, — уже было невозможным, а опасность серьезных
И ошибки эти не заставили себя ждать.
От разрядки ко второй «холодной войне»
В середине семидесятых годов забуксовали переговоры по ограничению стратегических вооружений. Конечно, виновниками были не одни мы. Во время Владивостокской встречи в верхах в декабре 1974 года была достигнута договоренность об основных параметрах будущего соглашения. Но в 1975–1976 годах президент Д.Форд, возможно, в ожидании предстоявших выборов не проявлял последовательности, колебался, а его государственный секретарь Г.Киссинджер громогласно заявлял, что Договор ОСВ-2 будет подписан до выборов, то напрочь умолкал, терял к переговорам интерес. Словом, внутриполитические игры и расчеты доминировали над внешней политикой.
А когда к власти пришел новый президент Дж. Картер, он и его окружение приняли скороспелое решение — «начать партию» в переговорах, что называется, с чистого лист, отбросив и сторону все прошлые договоренности. Немало осложнений возникало в результате американской политики и в региональных конфликтах. И все более серьезным раздражителем в советско-американских отношениях стали попытки части Конгресса США, некоторых деятелей в правительстве и средствах массовой информации использовать в целях политического давления проблему прав человека.
Все это, конечно, сыграло немалую роль. Но была у этого дела и другая сторона. Тоже существенная. Это — наша политика, наши политические просчеты.
Главные из них были связаны с теми общими слабостями, о которых я уже говорил: излишней заидеологизированностью внешней политики, а также чрезмерным упором на военный фактор в деле обеспечения безопасности, что вело к выходу из-под политического контроля военной политики и оборонных программ.
Сначала о первой. Речь идет о пережитках «революционаристской» идеологии, пережитках идеи экспорта революции, принявших форму определенной политической доктрины — о нашем долге оказывать освободительным движениям помощь вплоть до прямой военной, доктрины, довольно тесно сплетавшейся с имперскими притязаниями.
Эти заблуждения и подходы с середины семидесятых годов давали себя знать в нашей политике особенно сильно. Началом послужило, пожалуй, направление кубинских войск в Анголу на поддержку одной из сторон — партии МПЛА — в разгоревшейся там политической и вооруженной борьбе за власть. Насколько я знаю, инициатором в этом деле была Куба, но мы с самого начала оказались вовлеченными. И не только тем, что политически поддерживали кубинцев, снабжали их вооружениями, но и прямо участвовали в переброске кубинских вооруженных сил а Анголу, a потом оказывали широкую помощь правительству МПЛА, в том числе оружием и военными советниками.
Конечно, ситуация в Анголе была непростая, вмешательство в дела этой страны осуществляли США (тайно, через ЦРУ), Китай и ряд других стран. Но это не может отменить того, что наша политика в этом вопросе была неверна, противоречила провозглашенным ними принципам внешней политики, могла иметь — и, к сожалению,
Что меня особенно беспокоило в то время? То прежде всего, что своим совместным с кубинцами участием в этой акции мы вступили на опасный путь — начали непосредственно втягиваться в военные действия в странах «третьего мира», притом в такие, в которых участвуют регулярные иностранные вооруженные силы. В случае с Анголой это было к тому же (как бы для контраста) в условиях, когда конгресс США отказался давать ассигнования на дальнейшую поддержку проамериканских партий и фракций, боровшихся за власть. Я, кроме того, считал, что это не только очень плохо скажется на наших отношениях с США да и с Запалом в целом, но и создаст нежелательный прецедент, что может стать крайне опасным при возникновении аналогичных событий в будущем.
Мы как бы делали «почин» такого рода международного поведения, которое, может быть, и уместно в разгар «холодной войны», но неприемлемо в период разрядки, нормализации международных отношений. Видел это не один я — хорошо помню, что во второй половине 1975 года это было одной из важных тем разговоров среди специалистов и экспертов.
Я лично несколько раз говорил об этом с Ю.В.Андроповым. Он внимательно слушал, не прерывал меня и со мною не спорил, впрочем, и согласия не выражал. Говорил, притом обстоятельно, также с А.А.Громыко. Это были разговоры с глазу на глаз. А вот с Л.И.Брежневым довелось поговорить, поспорить на эту тему в присутствии целой группы товарищей, часть которых живы и работают и сегодня. Произошло это то ли и ноябре, то ли в декабре 1975 года в Завидове, где собралась группа работников ЦК, МИД СССР, а также ученых, которых привлекли к подготовке документов к XXV съезду КПСС. В ходе обсуждения внешнеполитического раздела будущего доклада речь зашла о только начинавшихся событиях в Анголе. Я сказал Брежневу, что, по моему мнению, участие там кубинских войск и наша помощь в обеспечении этой операции могут обойтись очень дорого, ударив по основам разрядки.
Моим главным оппонентом сразу выступил А.М.Александров, тут же возразивший, что ему Ангола напоминает Испанию 1935 года и мы просто не можем остаться в стороне, не выполнив своего долга. Брежнев заинтересовался завязавшимся спором и сказал: «Представьте себе, что вы — члены Политбюро, спорьте, а и послушаю». Присутствовали при этом Ю.В.Андропов, П.Н. Иноземцев, А.Е.Бовин, В.В.Загладин и некоторые другие, всех я не помню. В спор не вмешивались — порывался Бовин, но он только что пережил длительную «опалу», и потому мы с Иноземцевым сделали знак, что ему лучше помолчать.
Мои доводы сводились в основном к тому, что мы, конечно, вправе, даже связаны моральным долгом помогать национально-освободительному движению. Наверное, можно согласиться, что самым достойным представителем этого движения в Алголе является МПЛА. Но есть ведь разные формы помощи. Политическая поддержка не вызывает сомнения, возможна и экономическая помощь, нельзя исключать даже, скажем, помощи оружием. Но участие в военных действиях подразделений регулярных вооруженных сил иностранной державы радикальным образом меняет ситуацию. Американцы только что ушли из Вьетнама, а тут мы и наши друзья в условиях разрядки пытаемся возродить самые дурные традиции иностранного военного вмешательства,