Человек-скелет (в сокращении)
Шрифт:
Липхорн поднялся на веранду, постучал в дверь. Никто не ответил. Табличка на двери по-прежнему гласила: «ПРОДАЕТСЯ. СПРАВКИ ВНУТРИ». Может, факторию все-таки кто-то купил? Вряд ли.
Липхорн прошел по веранде к ближайшему окну, стер со стекла пыль и заглянул внутрь.
Ряды полупустых полок, в конце длинного прилавка — конторка, какой-то мерцающий свет. Липхорн пригляделся. Черно-белый телевизор показывал что-то вроде рекламы пива. Перед телевизором виднелась спинка кресла-качалки и чей-то затылок. Совершенно седой.
Липхорн вздохнул, вернулся к двери,
Он приоткрыл дверь, заглянул в полутемный торговый зал и радостно воскликнул:
— Макгиннис!
Да, это был Макгиннис, живой, в чем Липхорн уверился окончательно, лишь подойдя к нему на расстояние вытянутой руки.
Макгиннис поднял руку, чтобы поправить наушники. И только тогда заметил Липхорна и повернулся к нему.
— Ты что? — спросил Макгиннис. — Тебе разве не говорили, что, прежде чем входить в дом, надо стучаться?
Макгиннис с трудом встал с кресла-качалки и стянул с головы наушники.
— В Уиндоу-Роке полагают, что вы умерли, — сказал Липхорн. — Так мне там сказали.
— Говори громче, — произнес Макгиннис. — Плохо слышать стал. Так меня в покойники записали, а?
Макгиннис нацепил на нос очки и только теперь, кажется, узнал Липхорна.
— Постой-ка, — сказал он. — Ты ведь тот полицейский-навахо. Бывало, приезжал сюда, пил газировку и выведывал, где кого можно найти. Правильно?
— Мистер Макгиннис, — произнес Липхорн. — Знаете, я так рад, что вы живы, а не умерли.
— Если ты думал, что я умер, так какого же черта притащился сюда?
И не дожидаясь ответа, старик поковылял к двери, ведущей в жилые комнаты.
— Я тебе сейчас кофе сварю, — сказал он. — Если ты, конечно, не бросил эту дурацкую привычку отказываться от виски.
— Предпочитаю кофе, — сказал Липхорн, следуя за Макгиннисом.
Правда, при этом он не удержался от недовольной гримасы: вспомнил кошмарный привкус бурды, которую старик выдавал за кофе.
Макгиннис зажег горелку газовой плитки в закутке, служившем ему кухней, достал из навесного шкафчика чашку с оббитыми краями и фирменный стакан с эмблемой «Кока-колы». Потом поставил на огонь кофейник, извлек из буфета бутылку виски «Джек Дэниелс». Открыв ее, стал аккуратно наполнять стакан, остановившись, когда уровень виски в стакане достиг нижнего края красной эмблемы.
— Присаживайся, — сказал он. — Пока кофе варится, я успею сделать пару глотков, а ты расскажешь, что тебе нужно от меня на этот раз.
— Ну, во-первых, я хотел узнать, как ваши дела. Похоже, торговлю все еще не забросили. И по-прежнему ворчите на всех.
Макгиннис фыркнул, сделал глоток виски, за ним второй.
— Торговлю? — переспросил он. — Какая теперь торговля? Все мои покупатели либо голодают, либо ездят в Пейдж и покупки делают там. Разве что иногда кто-нибудь заглянет. Да и то, как правило, потому, что надеется мне что-нибудь продать. Так что у меня теперь только одно занятие. Избавляюсь понемногу от старых запасов. А людей вижу редко. Ладно, это мы с тобой обсудили, теперь говори, что ты хочешь узнать.
— Ладно, — сказал Липхорн. —
— Да какое там ограбление. Ограбление — это когда на тебя наставляют пистолет и отбирают все, что есть. Ты же коп, должен знать разницу. Тут не ограбление, а кража со взломом. Пока я спал, кто-то залез в дом и унес ящик мясных консервов, сахар и все такое, да еще деньги выгреб из кассы. Ты это хотел узнать? А больше мне рассказывать нечего. Я тогда даже не проснулся.
Старик сконфуженно улыбнулся Липхорну.
— Вернуть ничего не удалось?
Макгиннис рассмеялся:
— Конечно, нет.
— Вы не упомянули о бриллианте.
— О бриллианте?
— Бриллианте ценой в десять тысяч долларов.
Макгиннис нахмурился.
— А, вот ты о чем, — сказал он.
— Вам его вернули?
— Нет.
— А страховая компания вам за него заплатила?
Макгиннис поморгал слезящимися голубыми глазами, поставил стакан на стол и вздохнул:
— Помню, как ты много лет назад приехал сюда, искал женщину-шамана. И я сказал тебе, из какого она рода, рассказал о ритуале посвящения в женщины, который устраивают для одной из девочек ее семьи, а ты смекнул, что шаманка должна будет участвовать в ритуале, — вот так мы с тобой и познакомились.
Закончив эту речь, имевшую целью напомнить Липхорну о совершенном им, Макгиннисом, добром деле, старик кивнул, давая Липхорну понять, что тот может тоже сказать что-нибудь. Правила вежливости, принятые у навахо, запрещают перебивать собеседника.
Затем старик налил гостю кофе.
— Я все это помню, — сказал Липхорн. — Вы также сказали, что знали моего деда. И что его звали Хостин-Кли, Лягающийся Конь. Когда я пересказал наш разговор матери, она рассердилась.
— Не следует рассказывать матушкам такие вещи, — произнес Макгиннис. — Так или иначе, в тот день мы разговаривали скорее как два друга. Ты и я. Ты вел себя не как представитель закона.
И старик вопрошающе уставился на Липхорна:
— Ты и сейчас пришел как друг?
Липхорн, поразмыслив, ответил:
— Когда капитан Пинто сказал мне, что вы умерли, я не хотел ему верить. Слишком много старых друзей я потерял в последнее время. На самом деле я не думал, что смогу узнать здесь что-либо о том бриллианте. Я просто хотел вспомнить те давние времена, когда я был настоящим полицейским. Может быть, это помогло бы мне жить в согласии с миром, где уже нет многих моих друзей.
Макгиннис приподнял стакан, словно произнося безмолвный тост, сделал глоток.
Липхорн попробовал кофе. Память его, к сожалению, не подвела: бурда в чашке отчетливо пахла химией.
Взгляд Макгинниса посерьезнел.
— Ну так скажи, что именно ты хочешь от меня узнать.
— Хорошо, — сказал Липхорн. — Вы, может быть, читали о недавнем ограблении в индейской резервации Зуни. О нем писали в газетах.
— Какой-то малый застрелил владельца сувенирного магазина, ты об этом? — сказал Макгиннис. — Слышал в новостях по радио. Парень забрал кое-какие деньги и унес с собой кучу всякого добра.