Человек случайностей (др. изд.)
Шрифт:
С наилучшими пожеланиями
Ваша Грейс».
«Остин!
Я написал родителям девочки и пойду на похороны. Извинился от твоего имени, сказал, что ты не придешь, раз уж, как утверждаешь, не хочешь там быть. Мои беды в сравнении с твоими – ничто. Надеюсь, ты не обвиняешь себя. По-моему, в случившемся нет твоей вины. Ты не умеешь водить машину, и я не должен был усаживать тебя за руль. Счастье, что тебя не проверили на алкоголь, иначе возникло бы прямое обвинение против тебя. Миссис Монкли своим самообвинением отвлекла, мне так кажется, внимание от тебя. После похорон я зайду к ним, узнаю, не надо ли чем-нибудь помочь. Случай и в самом деле прискорбный. Но повторяю, не обвиняй себя. Это я тебе предложил сесть за руль.
Что касается твоих непонятных слов насчет Бетти, то тут лучше удержаться от всяких комментариев. Только одно скажу – ты ошибаешься. Но я достаточно хорошо знаю тебя и поэтому не обижаюсь. И хватит об этом. Я рад,
Твой брат Мэтью».
«Мэтью, дорогой!
Какое ужасное событие! Я от всего сердца сочувствую. Я сразу же сказала Дорине, и она бросилась искать Остина. И слава Богу, не нашла его в том доме. Потом она ему написала. Я чувствую, если они сейчас встретятся, то истреплют друг другу нервы, тем все и кончится. Тут словно действует какая-то злая сила. Они так сильно друг друга любят, и вместе с тем каждая их встреча губительна для обоих… Впервые встречаю людей, словно созданных друг для друга и вместе с тем причиняющих друг другу столько боли. Их вечная любовь – это какой-то громадный парадокс. А может, громадная нелепица. Я все время себе твержу: хватит охранять Дорину. Но слова не переходят в дела. Возможно, тут действует какой-то древний инстинкт захватчика. Уверяю тебя, она боится Остина, и этот страх передается и мне.
Извини, что столько внимания уделяю Дорине сейчас, когда такое произошло и все мысли должны быть об Остине и тебе. Да, со всем этим нелегко будет справиться. Я тебе благодарна за то, что позвонил. Могу ли я пойти с тобой к родителям девочки? Может, это прозвучит и немного самонадеянно, но я в каком-то смысле уже привыкла к таким ситуациям (хотя, несомненно, каждый случай уникален). Можно мне пойти? После того нелепого завтрака в ресторане я хочу еще раз тебя увидеть, поговорить. Еще раз спасибо, что позвонил. Постарайся не слишком унывать.
Любящая тебя Мэвис».
«Дорогой отец!
Твое письмо меня очень огорчило. Я чувствую, что мы все больше отдаляемся друг от друга, нам все труднее друг друга понимать. Я не хочу объявлять себя наотрез отказывающимся воевать по моральным соображениям, потому что в моем представлении вовсе не являюсь абсолютным противником любой войны. Убежден, что некоторые войны вполне оправданны. Но эта война не из их числа. Я не могу в решающий момент моей жизни, пусть и ради благородной цели (отказ убивать), торжественно провозгласить нечто, противоречащее моим убеждениям. И думаю, ты тоже против того, чтобы я солгал. Неблагородными средствами нельзя достичь благородной цели, я в этом убежден. Мое однозначное отношение к нынешней политике США – вот над чем стоит задуматься. Достойным уважения я смогу быть только в том случае, если не уступлю лжи ни в чем. Я считаю, что развязывание войны против второстепенного государства под туманным предлогом защиты от коммунизма (таким способом, уверен, его не удержать), в результате чего попирается суверенность государства и нарушаются международные соглашения, – недопустимо. Обрекать миллионы невинных людей на страдания – это зверство. И если есть у человека право осуждать правительство, то именно в таком случае он им должен воспользоваться; а тот факт, что это его собственная страна, превращает это в обязанность и даже священный долг. Я и прежде высказывал тебе эти мысли, но обрати, прошу, внимание, что за решением, касающимся моей собственной жизни, скрывается желание противостоять злу, творимому нашим правительством. Именно по этой причине, а не потому, что абсолютно отвергаю всякую войну, я решил не принимать участия в этой войне; и я решился на куда более трудный шаг – выразить свой протест посредством отказа возвращаться в США (экстрадиции не будет; этот вопрос улажен с юридическим управлением университета). Действительно, жизнь в Англии для меня «приятна», но это произошло случайно и на мой выбор влияния не имеет. Я в том возрасте, когда происходит выбор жизненной цели. И я считаю, что моя цель – стать ученым, а не политиком. Возвращение в США, где я сразу окажусь в роли невольного и неумелого «протестанта», означало бы бессмысленное растрачивание своего таланта и пренебрежение истинно важными обязательствами; ни первое, ни второе меня не устраивает. Поверь мне, иного выбора быть не может. Подумай об этом и постарайся разглядеть хорошие стороны такого решения, даже если ты отчасти не согласен с моими доводами и системой ценностей. Обрати также внимание на то, что решение принято и принято бесповоротно. О возвращении не может быть и речи. Работу в Оксфорде начинаю в сентябре. В колледже мою ситуацию знают, я все подробно объяснил директору и совету, они поняли и одобрили.
18 августа состоится моя свадьба. Вот еще один шаг, который я всесторонне обдумал и в правильности которого не сомневаюсь. Действительно, Грейс очень молода и у нее нет «высшего» образования, но при этом она очень умна и рассудительна. Вовсе не попрыгунья. Нет,
Ваш сын Людвиг».
«Дорогой Мэтью!
С величайшим сочувствием восприняла известие о постигшем тебя несчастье. Будь добр, передай мои слова и Остину тоже. Как непередаваемо горько вот так вдруг, пусть и не по собственной воле, принести такое неизбывное горе в семью. Именно в такие минуты понимаешь собственную бренность и наше «всеобщее участие» в скорби и смерти.
Я видела тебя, но, к сожалению, не смогла поговорить, на вечере у Клер. Надеюсь, ты знаешь (хотя вполне можешь и не знать), что я на какое-то время сняла квартиру у Остина. С большой радостью встретилась бы с тобой там (или где угодно) в любое время. Наверняка ты знаешь о недавних грустных переменах в моей жизни. Чувствую приближение старости, приближение одиночества и нуждаюсь в помощи старых друзей, к небольшому кругу которых отношу и тебя.
Желаю тебе всего самого лучшего и светлого.
Шарлотта».
«Уважаемый мистер Сиком-Хьюз!
Прошу меня извинить за то, что несколько дней не приходила на службу; Вы, наверное, знаете почему. Кроме того, один мой знакомый попал в беду, и мне надо было ему помочь. В тот раз я плохо поступила, наверняка показалась Вам бесчувственной, толстокожей, неблагодарной, особенно тем, что не одобрила поэму. Я бы хотела ее прочесть, если Вы когда-нибудь переведете на английский. И еще мне так понравилась шаль Вашей матушки. Понимаете, у меня тут были свои личные огорчения, а Вы явились со своими предложениями так неожиданно, и я растерялась, не знала, как поступить. Надеюсь, Вы вернете мне долг после того, как продадите студию. К письму прилагаю векселя, сами видите, сколько их собралось. Тот мой знакомый после аварии… с ним надо пробыть еще несколько дней, а потом я приду. Не теряю надежды, что к тому времени Вы как-то уладите свои дела и сможете мне вернуть хотя бы часть долга. Простите, что пишу так прямолинейно, и не сердитесь, что тогда себя так вела.
С искренним уважением
Митци Рикардо».
«Ральф!
Ладно, пусть будет, как ты хочешь. Пока!
Патрик».
«Мистер Гибсон Грей!
Ну что, вывернулся, а? Ехал пьяный, машина не твоя. Я сразу понял, что ты на бровях, и если бы тот полицейский был поумнее, взял бы тебя за одно место, ну и еще жена чего не надо наговорила. Мы могли бы получить солидную компенсацию от вас, а вы – немалые хлопоты. Погубил ты нашу доченьку. А испугался только за собственную шкуру, что, не так? Видел я, когда вы с полицией разговаривали, у вас коленки дрожали, а только стало ясно, что все обойдется, то расцвел ты прямо на глазах, у меня прямо руки чесались съездить тебя по роже. Ну что, ты, наверное, уже заметил, что письмо со стола мистера Мэтью куда-то пропало? Это я его взял. Заглянул к тебе, а твоя сожительница любезно проводила меня к тебе в комнату, а там на столе и лежало письмо, отпечатанное, которое я и забрал. Ну как, неплохое доказательство? Тюрьма за такое светит, думаешь нет? А братцу пришлось бы давать показания не в твою пользу, пришлось бы, если бы письмо оказалось в полиции, так что и ему пришлось бы расплачиваться за ложные показания. Представь себе только, как тебе славно заживется в камере, рядом с братцем, сидящим по соседству! Но я не хочу вам вредить, не хочу зазря упекать в тюрьму, мне нужны деньги, и голова у меня варит. Понятно? Я приду, и мы поговорим. Письмо в банке, так что сюда приходить не имеет смысла. Жена ничего не знает, и если не хочешь неприятностей, лучше ее оставить в покое. Хватит с нее горя от вашей езды по пьянке. Выкрутиться вам удалось, и если хоть немного соображаете, то не будете поднимать шума. О сроке договоримся. Повезло вам, что я человек рассудительный, другой на моем месте так бы не оставил.
С почтением
Норман Монкли».
Пустырь, на котором стоял фургон, порос редкой высокой травой, высушенной солнцем до желтизны. От ее блеклой иссушенности веяло безысходной печалью. Именно печаль испытывала Мэвис, сидя на диванчике и глядя в окошко. Ей казалось, что вот-вот наткнется взглядом на разбросанные в траве сухие кости. Горбатая тень фургона падала на серую землю. Совсем близко проходила оживленная шумная трасса, и воздух был полон пыльной мглой и этой давящей тоской жаркого лондонского вечера.