Человек-тень, или Час «икс» для Кремнева
Шрифт:
— Да, только раненый и в яме.
— Не все ж коту масленица. Главное не надо отчаиваться. И плакать. Если я что и ненавижу больше всего на свете, так это когда женщины начинают плакать. Всегда чувствую себя подлецом.
Мэри вытерла рукавом слезы и улыбнулась.
— Спасибо. Это самые лучшие слова, которые мне говорили в жизни.
Кремнев состроил предельно серьезную физиономию.
— Да, иногда я умею.
Наверху раздался звук приближающихся шагов.
Кремнев поднял голову.
— Похоже,
— Да нет, это Фарук, — успокоила его Мэри. — Местный повар. Сейчас есть будем.
Послышался звук открывающейся решетки, и в яму заглянул молодой широколицый лопоухий парень.
— Здравствуй, — он широко улыбнулся Мэри, и его лицо приобрело практически детское выражение. — Обед принес.
Фарук на веревке опустил в яму два больших дымящихся котелка.
— Это очень вкусно. Я сам готовил.
Мэри улыбнулась в ответ.
— Спасибо, Фарук. Как у тебя дела?
— Нормально дела. Вечер буду суп много готовить с баранина. Обязательно принесу.
Он посмотрел на Кремнева.
— Этот не обижает?
— Да нет, Фарук, это друг.
Фарук вздохнул.
— Тогда кушайте на здоровье.
Решетка закрылась.
Кремнев посмотрел на Мэри.
— Похоже, вы пользуйтесь популярностью.
— Зря вы так. Фарук действительно неплохой. Он единственный, кто со мной общается, а не просто смотрит, сами понимаете, как на что. Он из очень маленького аула, даже в городе ни разу не был.
— А еще, по-моему, он в вас влюбился.
Во взгляде Мэри промелькнуло еле уловимое кокетство.
— А вас это удивляет?
— Да нет. Давайте лучше есть.
Еда представляла собой кашу с тушенкой и чем-то еще.
— Я так понимаю, здесь и первое, и второе и десерт вместе.
— А вкусно на самом деле, — с набитым ртом сказала Мэри. — Сытно, а главное горячее.
— В российской армии примерно так и кормят.
Однако, несмотря на не слишком презентабельный внешний вид, еда Кремневу понравилась.
Для его ослабевшего организма это было то, что надо. Он съел все и пожалел, что больше не осталось.
Настроение поднялось, и он довольно откинулся на спину.
— Эх, сейчас бы еще сигарету.
— Вы что, курите?
— А вы что нет?
Мэри посмотрела на него с искренним изумлением.
— Конечно, нет. Это же очень вредно.
Кремнев усмехнулся.
— Жить вообще вредно. Хотя, если я пробуду здесь, столько же, сколько вы, глядишь и отвыкну.
— Отвыкайте, проживете намного дольше.
Кремнев повернулся на бок.
— Может, нам пора перейти на «ты»?
— Давай, — согласилась Мэри.
— Слушай, я вот чего не пойму, каким образом ты, дочка миллионера, умудрилась оказаться в
Мэри покачала головой.
— Нет, я сама приехала.
— Сюда? — изумился Кремнев.
— Конечно, нет, в Россию.
— А, понимаю, туризм. Красная площадь, Эрмитаж, Золотое кольцо.
— Да никакой я не турист, — возмутилась Мэри. — Я же сказала, я — журналист. А в Россию я приехала, чтобы написать книгу об освободительной борьбе.
Кремнев приподнялся на локте.
— О чем?
— Об освободительной борьбе. Ты что, первый раз слышишь такое понятие.
— Нет, понятие я знаю. А кто борется-то?
— Суверенные кавказские народы.
— И от кого они освобождаются?
— От России, которая не дает им возможности самоопределиться.
— То есть от нас? — Кремнев ткнул пальцем себе в грудь.
— Я не говорю о конкретных людях. Я говорю о государственной машине, которая притесняет другие народы и не дает им возможности развиваться так, как они хотят.
— То есть, говоря проще, ты приехала, чтобы написать книгу о бандитах и террористах?
Мэри поджала губы.
— Ты не прав.
— Нет, я как раз прав. Ты приехала, чтобы написать книгу о тех, кто в данный момент держит нас в яме. Вы в Англии привыкли считать, что только вы правы. А сейчас злитесь, что вас из всех колоний поперли. Вспомните, чего вы делали в Индии. Или на Фолклендах?
— Все могут делать ошибки.
— Да при чем здесь ошибки? Вы бы и сейчас сидели в Индии, если бы вас оттуда не прогнали.
— Правительство и народ — это не одно и то же.
Кремнев довольно улыбнулся.
— А вот это. правильная мысль. Только народ и бандиты, которые именем этого народа прикрываются, тоже не одно и то же. Я думаю, за три месяца ты имела возможность в этом убедиться.
Мэри обиженно отвернулась от Кремнева и замолчала.
Кремнев тоже молчал.
— Должна же я была хоть что-то делать? — сказала наконец Мэри.
— В смысле?
— Я не хотела просто так сидеть и тратить папины денежки. Я хотела приносить пользу.
— Знаешь, многие бы все отдали за то, чтобы просто сидеть и тратить папины денежки. Особенно если папа миллионер.
Мэри резко повернулась к Кремневу. Ее щеки раскраснелись, а глаза пылали гневом.
«А она очень даже ничего, — подумал Кремнев, — когда сердится».
— Я — не многие! — отчетливо проговорила Мэри.
Мэри родилась в Лондоне в семье известного пивовара. Она оказалась единственным ребенком в семье. Ее мать умерла, когда девочке исполнилось два года. До тринадцати лет она считала, что мать умерла от долгой болезни, связанной с врожденным пороком сердца.