Человек-тень, или Час «икс» для Кремнева
Шрифт:
К своему внешнему виду полковник Уколов всегда относился крайне серьезно. Из творчества Пушкина он больше всего любил то двустишие, в котором великий поэт говорил о том, что «быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей». Только в отличие от Александра Сергеевича, полковник Уколов считал, что человека, не думающего «о красе ногтей», никак нельзя назвать «дельным».
Наконец бритье было окончено, и Уколов, внимательно осмотрев отражение своего лица, остался доволен. Побрызгавшись дорогой туалетной водой,
Следующим важным делом был выбор галстука. Сегодня был вторник, и по давно установленному им. самим правилу Уколов должен был надеть синий. Однако иногда в качестве этакого мимолетного каприза он позволял себе отходить от этих правил.
По мысли полковника иногда для всего можно было делать исключения. И стоя перед гардеробом, полковник почувствовал, что сегодняшний день именно такой, когда подобное исключение сделать можно.
Он решил остановиться на зеленом.
Теперь можно было отправляться завтракать.
Завтракать Уколов предпочитал в кафе, располагавшемся неподалеку. Там подавали классический английский завтрак, официантки были одеты с иголочки, и там всегда было спокойно.
Полковник улыбнулся, отчетливо представив, как он станет намазывать поджаренный тост апельсиновым джемом, когда на тумбочке завибрировал мобильный. Бросив взгляд на висевшие на стене антикварные часы, Уколов недовольно поморщился.
Часы показывали пять минут восьмого. Николай Георгиевич специально вставал на пару часов раньше необходимого именно для того, чтобы ничто не мешало ему, не торопясь провести ежедневный утренний ритуал, включающий мытье, бритье, выбор костюма и завтрак. И при этом приехать на работу на полчаса раньше всех остальных.
Мобильный перестал вибрировать так же внезапно, как и начал. На дисплее горела надпись «У вас 1 новое сообщение». Номер отправителя был не определен.
«Поздравляем, вы выиграли в австралийскую лотерею 1 000 000 $».
— Сволочи! — в сердцах полковник выругался вслух.
В последнее время от спамеров всех мастей и окрасок стало некуда деться. Они закидывали подобными сообщениями электронные ящики, пробивались на мобильные номера. Даже мощнейший отдел электронной защиты СВР не мог с ними ничего поделать.
Но чтобы присылать свою туфту в начале восьмого!
Полковник Уколов с отвращением понял, что завтрак испорчен.
Безусловно, настоящего разведчика ничего не может вывести из себя, и Штирлиц вряд ли бы одобрил сейчас Уколова. Но у знаменитого советского киногероя не было мобильного телефона, и он не знал, что такое спам.
Николай Георгиевич решил, что позавтракает на рабочем месте.
Выходя из дома, он подумал, что, наверное, не стоило надевать сегодня зеленый галстук. У него возникло стойкое ощущение,
Служебная машина тащилась по зимней Москве с черепашьей скоростью. Несмотря на ранний час и мастерство личного водителя Семена Петровича.
Сидя на заднем сиденье, Уколов мрачно разглядывал ползущие вокруг машины, думая о том, сколько же их появилось в городе за последние два года.
Ему прекрасно были известны статистические данные, но каждый раз, когда он попадал в пробку, ему казалось, что эти данные занижены как минимум вдвое.
Семен Петрович как будто прочитал мысли начальника.
— Когда только их уберут? — раздался с водительского сиденья его недовольный голос. — Я недавно слышал, что в среднем каждый московский автолюбитель имеет по две машины. И это притом, что количество автовладельцев неуклонно растет. Вы не знаете, Николай Георгиевич, государство какие-нибудь меры принимать будет?
— Конечно, будет, Петрович.
Уколов усмехнулся про себя, представив, как в ближайшие выходные Петрович авторитетно будет рассказывать знакомым, что «из солидного источника ему недавно стало известно о готовящихся мерах».
— А не знаете — когда?
— Скоро, Петрович, скоро, — успокоил его Уколов, — с кризисом разберутся, экономику наладят, а потом за машины примутся.
— То есть нескоро, — мрачно резюмировал Петрович.
— Что же так пессимистично? — усмехнулся Уколов. — Или ты в силы нашего правительства совсем не веришь?
— Ну, если совсем не верить, тогда вообще ничего не останется, — философски изрек Петрович. — Вот только я привык верить тому, что сам своими глазами вижу.
— И что же ты видишь?
— А то же самое, что и все остальные. Жизнь все дорожает и дорожает. Вон пакет молока уже сорок рублей стоит. И с машинами также. Пробки все увеличиваются и увеличиваются. А дороги, как были паршивые, так и остались. Да, чего говорить?
Он махнул рукой и замолчал, и их ежедневный с Уколовым «разговор ни о чем» закончился так же внезапно, как и начался.
Несмотря на пробку, Уколов появился в собственной приемной на традиционные полчаса раньше официального начала рабочего дня.
Раньше его здесь появлялась только его секретарша Маргарита. За это Уколов ее и ценил.
Красотой Маргарита не блистала, но отличалась потрясающей работоспособностью и умением содержать дела в абсолютном порядке.
— Здравствуйте, Николай Георгиевич, — она посмотрела на Уколова сквозь очки. — Вам что-нибудь принести?
— Сделай мне, пожалуйста, кофе. И может, бутерброд какой-нибудь. Лучше с сыром. А то я не успел сегодня позавтракать.
— Может, вам пирожков подогреть? У меня домашние печеные. Есть с рисом и яйцом, есть с зеленью.