Человек в космосе. Отодвигая границы неизвестного
Шрифт:
После войны государство предложило пилотам доставлять почту – так можно было поддержать и пилотов, и воздушный флот. Вскоре частные авиалинии стали перевозить пассажиров – большой шаг вперед! – думаю, это можно сравнить с сегодняшней ситуацией, когда на околоземной орбите частные инициативы потихоньку вытесняют государство. Это позволит правительству продолжить первопроходческую работу, стартуя с нашей орбиты к другим небесным телам – кометам, астероидам и, главное, к лунам Марса и на его поверхность.
Это прерогатива государства. Такие задачи просто-напросто требуют слишком много ресурсов и едва ли приносят прибыль. Зато частный сектор может получать прибыль, работая на околоземной
Так что мы живем в очень интересное время. Мы (выражаясь языком экономистов) капитализируем технологиче-ские достижения последних 50 лет. И да, это происходит не слишком быстро на фоне упадка мировой экономики, но мы можем надеяться на улучшение в ближайшие 10 лет – тогда финансирование придет в норму. Нам необходимо государственное финансирование. Крупные проекты – полет на Марс или постройка большой космической станции – не могут спонсироваться частным сектором.
Многие из таких крупных проектов вовсе не приносят прибыли. Высадка на Луну – предприятие очень неоднозначное, если думать о доходах. Что тут привлекательного для бизнеса? Многие скажут, что на Луне можно добывать топливо, там может быть лед, можно заправиться водой для космических путешествий, но до этого еще слишком далеко. Нам придется платить за топливо, чтобы его добывать.
Вопрос: Астрономия как наука находится в тяжелой ситуации из-за сокращения финансирования, как со стороны штатов, так и федерального. Часто можно услышать, как астрономы и руководители обсерваторий говорят, что необходимо завлекать публику, поощрять посещение телескопов и наблюдение за небесными телами, чтобы помочь с финансами. Конечно, эти деньги не помешали бы, но на них невозможно строить большие телескопы – 10, 40 метров диаметром. Так что нам нужны серьезные вложения в науку.
Олдрин: Я помню, что планетарии часто устраивали различные лазерные и световые шоу – много красок и огня – это определенно привлекало посетителей. И люди узнавали что-то новое о звездах, о движениях галактик, о планетах и астронавтах. И нам очень нужно рассказывать о нынешней космической программе, потому что, когда все только начиналось, миссии «Меркурий», «Джемини» и «Аполлон» следовали практически друг за другом, очень быстро. Но когда мы начнем путешествовать на большие расстояния, будет здорово, если мы сможем делать хотя бы два важных запуска в год, а не шесть или восемь, как раньше.
Вопрос: Вы – герой нашего поколения, поколения 60-х, 70-х и 80-х. Многие из нас выросли на научно-фантастических фильмах, таких как «2001 год: Космическая одиссея», на Ваших достижениях, подвигах Гагарина и Алексея Леонова. В 1990-х и 2000-х все поменялось, пришло новое поколение. И сейчас мы видим меньше интереса к космическим путешествиям и астрономии, а героев заменили голливудские знаменитости.
Олдрин: Ну, я думаю, герои все еще существуют. Может, не такие классические герои, спасающие даму из лап дракона, гарцующие на белом коне и уходящие в закат. Сейчас все немного поменялось, в том числе и образ героя. Все меняется: у нас теперь герои – баскетболисты и бейсболисты, и люди предпочитают гитару скрипке.
Вопрос:
Олдрин: Во время Второй мировой я был юношей, подростком, и меня поражает, как быстро все тогда случилось: Европа в 1939 году, потом Америка подключилась в 1941 году, в середине 1945 года закончилась война в Европе, а к концу года все уже было кончено, в том числе и на Тихоокеанском театре. Все это произошло в достаточно короткий промежуток времени, но следствием этих событий стала холодная война, которая тянулась десятилетиями. Просто для наглядности: когда проходили первые запуски «Спутников», я был в Германии со своим сверхзвуковым самолетом, готовый по пятиминутной тревоге доставить ядерный заряд на территорию Польши, Чехо-словакии и в некоторые части Советского Союза.
Пятьдесят лет назад я отошел от армейских дел, чтобы продолжить обучение. Когда летел Гагарин, я работал над своей диссертацией о стыковке космических аппаратов на орбите. Это лучшее, что я мог сделать: перейти от изучения перехвата боевых самолетов к вопросам сближения спутников на орбите. На самом деле это очень похожие процессы. Сейчас, конечно, все эти расчеты по большей части выполняют компьютеры.
Вопрос: Можете вспомнить полет Гагарина? Как Вы отреагировали на новости в газетах и по телевидению о том, что человек вышел в космическое пространство? Что Вы ощутили?
Олдрин: Я знал, что существовала американская программа подготовки астронавтов, что она началась, и я прочел в журнале о наборе семи астронавтов в программу «Меркурий» в 1959 году – они все были пилотами-испытателями. Я не был пилотом-испытателем, и мне казалось, что моей подготовки недостаточно. Я постарался попасть во второй набор астронавтов в 1962 году, и хотя меня не отобрали, я хотел, чтобы в NASA знали, чем я занимаюсь в MIT. К счастью, в 1963 году требования изменили и меня выбрали в третью группу из 14 астронавтов.
Вопрос: Вы узнали о полете Гагарина из газет? Вы помните это? Ассоциировали ли Вы этот полет с холодной войной?
Олдрин: Так уж совпало, что 12 апреля – день рождения моего отца. Так что я был в довольно хорошем настроении, я тогда находился в MIT. Полет Гагарина не был таким уж шоком, все этого ждали. Почему Америка выбрала семь астронавтов для «Меркурия»? Да потому, что мы, конечно, ожидали подобных достижений от страны, которая запустила первый спутник, послала собаку в космос и сфотографировала обратную сторону Луны.
Конечно, СССР заметно опережал Америку, и мы понимали, что советский человек вполне может выйти на земную орбиту в апреле (незадолго до суборбитального полета Алана Шепарда). И потом Джон Гленн наконец-то вышел на орбиту в феврале 1962 года, почти десять месяцев спустя.
Так что да, было понятно, кто лидирует. Но тогда вообще все происходило быстро – гораздо быстрее, чем сейчас. Сейчас все растягивается во времени, темпы совсем не те. А нетерпеливая публика, конечно, хочет видеть все и сразу.