Человек воды

Ирвинг Джон Уинслоу

— Я ничего такого не делал, Биг…

— Ты, вонючка! — выкрикнула она. — Ты, наверное, занимался этим в сарае! Валялся со свиноматкой в… в навозе!

Я сорвал с себя рубашку и навис над ней.

— Понюхай меня, черт бы тебя побрал, Бигги! Пахнут только мои руки…

— Только твои руки, Богус? — с ледяным спокойствием произнесла она. — Ты что, трахал в сарае пальцем козу, а? — Это было выше моих сил, поэтому я сбросил ботинки, сорвал с себя брюки и набросился на нее, пытаясь стянуть трусы с колен.

— Ты, животное! — завопила она. — Убери от меня свою грязную тыкалку, Богус! О-о-о-о! Ты не знаешь, какую заразу ты подцепил! Я не хочу из-за тебя иметь то же самое.

Она увернулась, кинулась к кровати,

когда я рванулся за ней, зацепилась подолом своей нелепой вздувшейся ночнушки из отвратительной фланели, которая разорвалась по шву до самого горла, и упала плашмя на кровать. Я почти накрыл ее собой, когда она изо всех сил лягнула меня своими мощными ногами лыжницы прямо в грудь, оставив в моих руках лохмотья ночной рубашки, и рванула в коридор. Я поймал ее сзади у дверного проема, но она через мое плечо вцепилась одной рукой прямо мне в волосы, просунув другую меж своих ног, она потянулась в сторону моего мужского естества. Я произвел быструю и точную подсечку — самую лучшую, уверен, за всю мою карьеру борца. Я был уверен, что она будет ошарашена, но она резко ударила локтем мне по горлу и вцепилась в меня руками и коленями. С Бигги всегда нужно следить за ее ногами. Я запоздало попытался отбиться от нее, брыкаясь, но она вскочила и потащила меня на спине через комнату, ковыляя к комоду, перед которым ловко скрутила меня, стараясь засунуть мою голову и плечи в выдвинутый ящик.

В глазах у меня заплясали звезды, и я прикусил язык, который, несмотря на постоянное при-кусывание в каждом поединке в течение всей моей спортивной карьеры, я так и не научился держать во рту. Я вцепился ей в бедро, когда она попыталась отскочить от комода, ловко блокируя ее свирепый апперкот лбом, и, пока она потирала больное место рукой, я увернулся от ее колена и опрокинул ее на пол боковой подсечкой — на этот раз захватив ножницами ног и придавив ее дальнюю руку своим телом (отчаянный маневр, который я часто использовал в своей карьере). Она молотила свободной рукой, пытаясь куда-нибудь попасть. Я воспользовался этим моментом, чтобы закрепить свое преимущество, и захватил обе ее руки, согнув их под прямым углом к телу и приподняв ее с упором на шею сзади. Она сучила своими смертоубийственными ногами вокруг меня, хотя и была накрепко зажата; на самом деле, я ее даже отправил в туше. Но здесь поблизости не было рефери, чтобы шлепнуть по мату и развести нас. Двойной захват руками причинил ей боль, я это знал, поэтому плавно придвинул свой бледный живот к ее голове, подсунув пупок прямо к ее разгоряченной щеке, следя, чтобы она не укусила. Я старался быть осторожным, чтобы не потерять захват; в такие наиважнейшие моменты я частенько обнаруживал дурную привычку неожиданно оказываться пригвожденным к полу. Я придвинул свой уязвимый орган к ее взбешенному глазу, стараясь, однако, держать его вне досягаемости ее крепких зубов.

— Я откушу его к чертовой матери, клянусь! — прохрипела Бигги и напряглась против моего двойного захвата, зажавшего ее, словно тиски.

— Будь добра, сначала понюхай, Биг, — взмолился я, проводя животом по ее гладкой щеке; ее тяжелые колени плавно зашли за мою склоненную голову, и я ощутил тяжелый удар по спине. — Пожалуйста, понюхай, — попросил я снова, — и честно скажи, чем там пахнет. И пахнет ли мое естество чужим, есть ли там гаремный запах, Биг? И не пахнет ли оно исключительно мной? — Ее ноги стали колотить помедленней; я увидел, как она сморщила нос. — Исходя из этой экспертизы, Биг, — продолжил я, — исходя из своего богатого опыта в том, что касается моего запаха, можешь ли ты с чистой совестью утверждать, будто ты обнаружила хоть слабейший намек на присутствие чего-нибудь необычного? Рискнешь ли ты утверждать, что этот живот скользил по чужому животу и впитал в себя его запах? — Я почувствовал, как она съежилась, ощутил обезоруживающий трепет против двойного

захвата и позволил ей повернуть немного лицо и скользнуть носом куда надо — там на ее щеке покоился мой член. «Он не пощадил живота своего, чтобы спасти свою женитьбу». — Ну и чем он пахнет, Биг? — ласково спросил я ее… Уловила ли ты признак преступного полового сношения?

Она покачала головой. Мой нервный малыш лежал под ее носом, на ее верхней губе.

— Но твои руки… — В ее голосе улавливалось сомнение.

— Я прикасался к избитому гомику, покрытому мочой и духами, Биг. Я отвел его домой. Мы пожали друг другу руки.

Мне пришлось посадить ее напротив себя, прежде чем я разомкнул свой двойной захват, и приложиться кровавыми губами к ее шее — мой язык все еще кровоточил, и тонкая струйка крови стекала по горлу. Над моим левым ухом кожа туго натянулась на вздувшейся от удара об ящик комода шишке. Я представил себе повреждения, нанесенные ящичку с дамским бельем. Были ли трусики потрясены этим ударом — скомканные, забились ли они в самый дальний угол ящика и затаились там, встревоженные?

Позже, в нашей нежной борьбе под одеялом, Бигги сказала мне:

— Подвинь руку, побыстрей. Нет, сюда… нет, не сюда. Да, сюда,..

И, доставляя удовольствие нам обоим, она начала плавно двигаться подо мой в свойственной ей манере, которая вызывала у меня опасение, как бы она не уплыла от меня. Но она никогда этого не делает, и даже не собирается. Скорее она гребла куда-то в нашей лодке, а я просто прилаживался к ее легкому сильному скольжению. Весь секрет крылся в неутомимости ее сильных ног.

— Должно быть, эти движения полезны для лыжников, — заметил я ей.

— Да, у меня хорошие мышцы, — сказала Бигги, легко раскачиваясь, словно широкая лодка на покрытом зыбью море.

— Я люблю твои мышцы, — сказал я ей.

— О, ладно тебе. Не эту мышцу. И вовсе не мышцу, — сказала она. — Знаешь, для девушки у меня слишком много мышц.

— Ты — сплошные мышцы, Биг.

— Ну, не совсем… Нет, хватит тебе, ты вовсе не о мышцах, черт побери…

— Это место лучше, чем мышца, Биг.

— Еще бы, Богус,

— И это занятие для тебя лучше, чем катание на лыжах, Биг. К тому же оно куда веселее…

— Знаешь, мне не хотелось бы выбирать, — сказала она, и я глубже вошел в нее за это.

Будучи тяжелой, Бигги способна переворачиваться мгновенно, словно лодка, захваченная и унесенная прибоем. Я покачивал ее — мы плыли очень медленно. Мы ничего не весили. Затем море внезапно изменилось и швырнуло нас на берег, где закончилась наша невесомость и где я лежал, как выброшенное на песок тяжелое бревно, а Бигги лежала подо мной, такая же спокойная, как вода в пруду.

Позже она сказала:

— Что ж, пока-пока, — но сама даже не пошевелилась.

— Пока! — ответил я. — Куда ты собираешься? Но она лишь сказала:

— Знаешь, Богус, на самом деле ты не такой уж плохой.

— Ну конечно же, Биг, — подтвердил я, стараясь говорить как можно более небрежно. Но мой голос прозвучал хрипло и глухо, как если бы я давно не говорил. «О, медленный, бархатный голос благополучного совокупления! Я помню, как я встретил тебя, Бигги…»

Глава 15

ПОМНИШЬ, КАК БЫЛ ВЛЮБЛЕН В БИГГИ?

Сквозь старинный сумрак Тауернхоф-Келлер я тащил потерявшего сознание Овертарфа к лестнице. Я не слишком волновался насчет него. Плохо управляемый диабет Меррилла часто замутнял его сознание, потом снова прояснял — его организму либо недоставало сахара, либо было слишком много.

— Слишком много алкоголя, — заметил герр Халлинг сочувственно.

— Слишком много инсулина или слишком мало, — сказал я.

— Он, должно быть, сумасшедший, — сказала Бигги, хотя была убеждена в этом. Она последовала за нами вверх по лестнице, игнорируя занудство своих уродливых товарок.