Человек. Цивилизация. Общество
Шрифт:
Анализ распределения дохода между семьями дает практически тот же результат. Он показывает незначительный рост концентрации богатств в руках нескольких очень богатых семей. Но при этом ярко выраженная стабильность в распределении богатств за последние 70 лет заставляет нас сомневаться в том, что колебания в относительной доле доходов у разных групп населения были настолько велики, чтобы казаться ошеломляющими [307] .
307
King W. I. The Wealth… P. 219.
К сказанному нужно добавить сравнительно новое явление, которое, правда, уже привлекло внимание американских экономистов, а именно «диффузию собственности» в США и европейских странах, принявшую громадный размах за последние несколько десятилетий. Приведу несколько примеров, дабы проиллюстрировать ситуацию. В соответствии с данными Р. Бинкерда, с 1918 по 1925 год число акционеров в некоторых отраслях промышленности (железные дороги, дорожное строительство, газ, свет, электричество, телефон, часть нефтяных компаний и металлургических корпораций, дюжина смешанных компаний обрабатывающей промышленности) увеличилось почти вдвое и достигло числа 5 051 499. Около половины из них пополнились за счет служащих, рабочих и членов компаний, другая половина — за счет остальной публики [308] .
308
Binkerd R. S. The Increase in Popular Ownership Since the World War // Proceedings of the Academy of Political Science. 1925. Vol. 11. N 3. P. 33; Carver T. N. The Present Economic Revolution in the United States. Boston, 1925.
309
Binkerd R. S. The Increase… P. 36–37.
310
О схожих процессах в других странах см.: Schmoller G. Grundriss… Vol. 2. P. 520–522.
311
Ср.: Simkhovitch W. G. Marxsism versus Socialism. Ch. 4–5.
Подобные данные предоставляют и другие страны. Общее увеличение национального дохода в Саксонии, Пруссии и Дании и, кроме того, удельный вес этого роста в пяти экономических слоях населения, начиная от самого богатого и кончая самым бедным, видно из следующей таблицы [312] .
Вновь, как видим, не подтверждается пророчество К. Маркса. То же можно сказать и о Японии и ряде других стран.
312
Kiaer. Repartition sociale des revenus // Bulletin de l'Institut International de Statistique. Vol. 18; Kiaer. La repartition des revenus et fortunes prives // Bulletin de l'Institut International de Statistique. Vol. 20. P. 619–648.
Наконец, насколько сильно отличается профиль экономической стратификации в европейских державах начала XX века, то есть 50 лет спустя после оракула Маркса, от того, что предвосхищал Маркс, видно из следующих цифр, показывающих средний доход каждого из пяти классов (во франках) и количество дохода в каждом классе на сто тысяч индивидуальных имуществ [313] .
Пожалуй, хватит о гипотезе Маркса. Приведенные выше данные ярко показывают, что практически все пророчества ученого не оправдываются. Но верна ли в таком случае обратная гипотеза о существовании тенденции в направлении неуклонного выравнивания в распределении дохода? Мы знаем, что многие «уравнители», социалисты и коммунисты верят, что такая трансформация возможна и неизбежно произойдет в будущем. Обсудим и эту гипотезу.
313
Kiaer. Repartition… P. 121–125.
Гипотеза выравнивания экономической дифференциации. Обсуждение этой гипотезы будет довольно кратким. Приведенные выше цифры показывают, что хотя теория Маркса ошибочна, в то же самое время нет оснований полагать, что во второй половине XIX и в начале XX века наблюдалась заметная и постоянная тенденция экономического выравнивания. Верно то, что все классы европейского и американского обществ становились богаче; средние экономические слои не уменьшались. Верно также и то, что увеличивалось количество миллионеров и мультимиллионеров; во многих странах доход самых богатых семей увеличивался быстрее, чем доходы бедных экономических классов. Не вызывает сомнения и то, что экономические контрасты между богатыми и бедными не уменьшались, а в некоторых странах., например в Америке, с 1890 года наблюдалась тенденция к усиленной концентрации богатств [314] , в других странах, как, например, в Англии, Германии и Франции, хоть экономическая стратификация и не увеличивалась, но и не уменьшалась. Эти факты, подкрепленные другими данными, уверяют нас в том, что в европейских странах и в Америке экономическая эволюция за последние 60–70 лет не дает никаких оснований для утверждения, что экономическая стратификация развивалась в направлении к ее сокращению. Думаю, что этого достаточно, дабы удовлетворить фантазию многих разочарованных и пришедших в уныние социальных мечтателей. Впоследствии мы отметим, при каких условиях может быть осуществлена их мечта и что на самом деле означало бы ее осуществление.
314
Ф. Вудс, говоря об удаче богатых и роке бедных в истории Америки, пишет, что «самые богатые семьи превосходили средние не более чем в 50 раз в XVII в.; в середине XVIII в. разница выросла до 300 раз; в середине XIX в. — до 600, в настоящее же время богатейшие люди превосходят людей со средним доходом в 10, если не в 100 тысяч раз». Точность цифр может быть взята под сомнение, но Вудс прав, утверждая растущую дистанцию между вершиной социального конуса и средними экономическими стратами. См.: Woods F. A. The Conification of Social Groups // Eugenics, Genetics, and the Family. Baltimore, 1923. Vol. 1. P. 312–328.
Таким образом, если ни гипотеза постоянного профиля экономической стратификации (В. Парето), ни гипотеза ее постоянного увеличения (К. Маркс) или уменьшения не верны, то остается только одно возможное заключение, а именно: валидна лишь теория ненаправленного колебания и циклов, независимых от периодичности или случайности самих колебаний. Эта теория кажется мне наиболее вероятной. Однако, принимая во внимание, что необходимых данных в полном объеме не найти, то дальнейшее изложение следует воспринимать как гипотетическое. Многое еще нуждается в проверке, прежде чем стать признанным и окончательно установленным.
Для того чтобы уяснить суть гипотезы, можно прибегнуть к аналогии. В природных явлениях часто видно «естественное» направление некоторых процессов. Вода в реке движется с более высокого уровня к низкому до тех пор, пока не встречает препятствия или искусственного сооружения, которое заставляет ее двигаться против течения. Материальные объекты тяжелее воздуха, имеют тенденцию падать вниз, если нет силы, заставляющей их взлететь. Подобным образом внутри социальной группы многочисленные, но пока еще не известные нам силы «естественным» образом стремятся усилить экономическую стратификацию, пока не вмешаются силы противоположные,
Если же дело обстоит именно так, то мелкие и крупные колебания экономической стратификации становятся неизбежными. Отложим временно обсуждение проблемы, являются ли колебания безграничными (от самого «рельефного профиля» до «ровной экономической плоскости») и есть ли какая-нибудь периодичность или регулярность этих колебаний Укажем вначале, что они существовали во всех обществах и в разные времена. Схема их такова.
Экономическая стратификация среди самых примитивных племен относительно невелика. С их ростом и усложнением возникает институт частной собственности в своих очевидных формах. Стратификация становится более заметной. Она растет до полной насыщенности, которая неодинакова для разных типов общества. Землетрясения, наводнения, пожары, войны, захват имущества, реформы, перераспределительные законы, прогрессивные налоги, отмена долгов, экспроприация прибылей — таковы ипостаси выравнивающей силы. Она проявляет себя в отсекании верхних слоев пирамиды. Но вот произведена операция отсекания, и естественные силы стратификации вновь принимаются за работу, и со временем стратификация восстанавливается. Но как только достигается новая точка насыщения, происходит новое «хирургическое вмешательство». Таким образом сотни раз в разных обществах в разные периоды происходило монотонное повторение одного и того же сценария. Пьеса ставилась не совсем регулярно, но сюжет ее был везде один и тот же, начиная с ранних исторических хроник и до наших дней. Приведем некоторые подтверждения, выбранные мною из числа самых известных.
Древний Рим. Есть основания считать, что в Риме на ранних стадиях развития экономическая дифференциация была незначительной; постепенно она возрастала. Во времена Сервия Тулия (VI в. до н. э.) она уже была отчетливой. Разница между богатыми и бедными классами, по его реформе, заключалась во владении от 2–5 до 20 югеров земли. Так как в этот период земля представляла основное богатство, то и из 193 центурионов 98 состояли из людей самого богатого класса. Иными словами, экономический профиль римского общества представлял собой пологий склон. Силы стратификации продолжали работать, и во времена «Законов XII таблиц» (середина V в. до н. э.) возникла необходимость приостановить ее в форме смягчения долговых обязательств, запрещения процента на капитал свыше 8,5 % в год, облегчения использования общественных земель для бедняков и т. д. После этого действительно происходили законодательные сокращения и уменьшения долгов и им подобных социальных «препон». Хоть временно они приносили успех, но уже не могли остановить процесс дифференциации на долгое время, и поэтому предпринимаются все новые и новые попытки социального «выравнивания». Среди важнейших из таких законов были законы Лициния и Секстия (376 г. до н. э.), по которым аннулировались долги и оговаривался максимальный размер в 500 югеров (то есть 125 гектаров) земли, которой может владеть один человек. После этого экономическое неравенство вновь стало возрастать. Для того чтобы быть «всадником» в начале II века до нашей эры, требовалась собственность в размере 400 тысяч сестерциев (приблизительно 4000 фунтов стерлингов) [315] . Стратификация, следовательно, заметно увеличилась. Поэтому пришлось прибегнуть к новым «сдерживающим факторам». Мы видим их в попытках братьев Гракхов (конец II в. до н. э.) уменьшить экономическую дифференциацию за счет введения дополнительных налогов на роскошь, раздачи земли в долг и других законов. Следующие социальные «выравнивания» выпадают на период гражданских войн и революций на закате республики (в форме конфискаций, грабежа, «национализации», экспроприации, перераспределений земли и т. п.). Но при этом «естественные» силы стратификации продолжали свою работу. Концентрация богатств в конце существования республики и в течение первых трех веков нашей эры достигла высочайшей степени. Рим стал «республикой миллионеров и нищих». Юлием Цезарем было вывезено из Галлии имущество на сумму, равную 70 миллионам долларов; состояние Красса оценивалось в 7 миллионов долларов; Сенеки — в 1,5 миллиона. Громадные состояния того времени свидетельствуют о продолжающемся процессе экономической стратификации. Рост размера состояний в то время был не меньше, чем в США в XIX веке. Естественно, в IV—V веках нашей эры не было недостатка в попытках «выравнивания» экономической пирамиды с помощью революций, перераспределений и установления государственного социализма, но экономическая стратификация тем не менее не исчезла. Конец римской истории хорошо известен. В результате мощной экономической дезорганизации наступил период общей бедности, хаоса, варварских нашествий и так называемый конец Западной Римской империи. Таким образом, рассматриваемая в целом римская история напоминает скорее кривую, чем плавную линию развития, медленно, со многими внезапными и резкими колебаниями поднимающуюся вверх, достигающую своей кульминационной точки в период заката республики и в первые столетия империи, а с того момента колеблющуюся без определенного направления вплоть до конца империи [316] .
315
Тит Ливий. История. 39, 19,4.
316
Более детальное описание содержится в кн.: Weber M. Romische Agrargeschichte. В., 1891; Rostovtzeff M. I. Studien zur Geschichte des Romischen Kolonats. В., 1910; Rostovtzeff M. Social and Economic History of the Roman Empire. Oxford, 1926; Waltzing J. P. Etude historique sur les corporation professionelles chez les Romaines. Bruxelles, 1896; Guiraud P. Etudes economiques sur l'antiquite. P., 1905. Ch. 5.
Древняя Греция. Изменения в экономической стратификации Греции были сходными. Вначале это незначительная экономическая дифференциация; в дальнейшем она усиливается. Уже во времена Гесиода (рубеж VIII–VII вв. до н. э.), как мы можем видеть из его опуса «Труды и дни», она значительно возросла. И к VII веку до нашей эры она достигла точки относительной насыщенности (естественно, по условиям того времени) [317] и в форме революции-реформы вызвала первую серьезную попытку сдержать ее. Я подразумеваю реформы Солона в Афинах и подобные «задержки» в других греческих полисах [318] . Временно эти реформы уменьшали экономическую дифференциацию [319] , но все-таки не могли ее преодолеть. Все постепенно приобретало свой «естественный ход». Поэтому вновь предпринимаются попытки сдержать дифференциацию: реформы Писистрата, Клисфена, Перикла (VI–V вв. до н. э.), которые по-разному пытались помочь бедным за счет богатых и других эксплуатируемых Афинами государств.
317
«Земля находилась в руках немногих», в то время как «многие были рабами немногих», и поэтому «люди восстали против высших слоев». Так Аристотель, описывает эту эпоху. См.: Аристотель. Афинская полития. Гл. 4–6.
318
«Солон освободил людей раз и навсегда, запретив все ссуды под залог жизни должника», «и в то же время он выпустил законы, погасившие все долги, частные и государственные» и т. п. (См.: Аристотель. Афинская полития. Гл. 6).
319
Уравнения тем не менее порождают, с другой стороны, новый источник экономического неравенства. Именно это, по Аристотелю, и случилось в Греции. Накануне введения своих законов Солон посвятил в свои замыслы некоторых представителей афинской аристократии. Они же в свою очередь, заняв крупные суммы денег, скупили большие участки земли и после погашения мгновенно стали богачами (Аристотель. Афинская полития. Гл. 6). Все это значит, что при любых реформах и революциях появляются свои махинаторы и дельцы, извлекающие из всего происходящего свой «навар».