Человек. Цивилизация. Общество

Сорокин Питирим Александрович

1). Процент психически ненормальных лиц среди жертв самоубийств, видимо, в большинстве случаев был чрезвычайно преувеличен. Когда были проведены более точные ретроспективные исследования, то предыдущие цифры были снижены до весьма низкого удельного веса — 10 % или даже менее того ^[147] . 2). Природа многих психических заболеваний до сих пор еще не ясна и не поддается четкому диагнозу. Поэтому существует большая неопределенность даже в тех случаях, когда индивид предположительно диагностируется как психически ненормальный. Нередко сам факт того, что человек совершил самоубийство, подстрекает к автоматическому диагнозу о его ненормальности. 3). Какое психическое состояние является или не является ненормальным, зависит, с некоторыми исключениями, такими, как идиотия, от социокультурных условий. В этом смысле оно чисто условно и не может быть диагностировано психиатром; скорее оно напрямую зависит от превалирующих социальных норм. Психические процессы, рассматриваемые врачами как патологические, могут быть в других обществах расценены как вполне нормальные, даже более того, как блестящие, добродетельные, святые, вдохновенные или героические. По мнению многих психиатров, большинство святых и мистиков средневековья были ненормальными и больными людьми, которые в то время рассматривались как святые или одаренные и в таком качестве весьма почитались ^[148] . В связи с этой условностью резонно поставить под вопрос утверждение, что такие явления, как меланхолическая депрессия, суицидальная мания, истерия, хронический бред, перевозбужденность и даже так называемое умопомешательство, обязательно являются формами психического заболевания, поскольку соответствующий стандарт поведения

не может быть нормой сам по себе, а отражает лишь норму определенной культуры. Если известный процент тех, кто совершает самоубийство, обнаруживает эти черты, то это не обязательно означает, что эти люди с нарушенной психикой ^[149] . Это также объясняет предположительно высокий процент психически ненормальных лиц среди тех, кто совершает самоубийство. 4). Из самого факта наличия определенной психической ненормальности не следует, что она суть причина самоубийств. Психические болезни часто не наследуются, а приобретаются; они являются результатом определенных социальных условий, в которые помещена жертва. Во многих случаях социальные условия (А) одновременно порождают рост психической ненормальности, такой, как меланхолическая депрессия (В), и тенденцию к самоубийству (С). В таких случаях В не является причиной С, но и В, и С являются следствиями общей причины А (заданных социальных условий). Тщательное исследование обнаруживает во многих случаях отношение такого рода, но не поддерживает слишком упрощенную интерпретацию, свойственную психиатрической теории. 5). Подавляющее большинство данных, полученных из непосредственных наблюдений, явно опровергает психиатрическую теорию в ее гипертрофированных формах. Исследования Э. Дюркгейма, М. Хальбвакса, С. Крёзе и других показывают, что страны, регионы или классы, которые дают большее число психических болезней, не показывают большего числа самоубийств, и наоборот. Отношение между этими двумя явлениями не обнаруживает позитивной корреляции или связи. В большинстве европейских стран самоубийства и психические заболевания имели тенденцию к возрастанию в течение последних 80–90 лет, но их рост не был ни параллельным, ни взаимно последовательным. Более того, исходя из норм психиатрии, население в средние века было психически более ненормальным (такой вывод можно сделать по волнам возникновения психических «эпидемий», бичевания, мистицизма, экстазов, массовой истерии и т. д.), чем население нашего столетия. Однако нет основания полагать, что самоубийства в средние века были более частым явлением, чем в наши дни; на самом деле по логике вещей их число было гораздо ниже, чем, скажем, в XIX веке. Такие факты опровергают преувеличенные утверждения психиатрических теорий и показывают их неспособность объяснить существенные черты самоубийства, его распределение в обществе или флуктуации во времени ^[150] .

147

Krose S. J. Die Ursachen of Selbstmordbaufigkeit. Freiburg, 1906; Die Selbstmorde, 1893–1908 // Vierteljahrhefte zur Statistik des deutschen Reichs. В., 1910. Bd. 1.

148

О том, что является, а что не является психическим заболеванием и о зависимости диагноза от социальных условий см.: Benthley A. Mental Disease. N. Y., 1934; Benedict R. The Patterns of Culture. Boston. 1934. Ch. 1–2.

149

Согласно основным нормам современной психиатрии, идеальное психическое здоровье, похоже, совпадает с полной умственной посредственностью: человек должен быть интеллектуально не слишком блестящим, не слишком скучным; достаточно, но не слишком, эмоциональным и т. д. Большинство гениальных людей считалось бы ненормальными, психически неуравновешенными людьми. Это показывает относительность психиатрических норм психического здоровья и нездоровья.

150

См. критику теории: Durkheim E. La Suicide. Ch. 1; Hallbwachs. Les Causes du suicide. Ch. 13.

Предыдущие критические замечания по поводу психиатрической теории применимы также, с небольшими модификациями, к медицинским теориям самоубийств (плохое здоровье, плохие санитарные условия и т. п.). У нас нет оснований предполагать, что здоровье современного населения Запада хуже, чем а средние века. Однако число самоубийств в XIX–XX веках было больше, чем в средневековье. Мы опять же не можем с полным основанием утверждать, что здоровье европейцев или американцев конца XIX века и в предвоенные годы начала XX века было хуже, чем в 1700–1850 50 годы. По крайней мере, медицинская наука с энтузиазмом проповедует, что на протяжении последнего столетия происходило постепенное улучшение здоровья, снижение смертности и заболеваемости и увеличение продолжительности жизни. Если это так, то тогда увеличение числа самоубийств среди населения в наше время определенно противоречит теории плохого здоровья как причины самоубийства. Более того, вряд ли можно говорить о том, что здоровье англичан или немцев хуже, чем здоровье испанцев или итальянцев. Однако с конца XIX века первые две нации показали заметно более высокий процент самоубийств, чем две последние ^[151] .

151

См. сравнение уровней самоубийств в цитированных выше трудах.

Б). Теория самоубийств Эмиля Дюркгейма. Приведенные соображения свидетельствуют о том, что никакие каузальные теории самоубийств, которые игнорируют социальную организацию и культурные образцы, не вскрывают сути феномена. Что же тогда объясняет его распределение в пространстве и флуктуации во времени? Похоже, что Э. Дюркгейм вполне удовлетворительно разрешил эту проблему. Смысл его теории заключен в целостном рассмотрении соответствующего общества и его культуры в качестве причин самоубийств. Когда вся сеть социальных отношений хорошо интегрирована, то тогда существует высокая степень социального сцепления; люди ощущают себя жизненными частями общества, к которому они принадлежат; они свободны от чувств психосоциальной изоляции, одиночества или забытости. Такой тип организации оказывает мощный ингибирующий эффект на тенденцию к совершению самоубийств. Культура такого общества действует в том же направлении. Поскольку общество интегрировано и поскольку это единство ощущается его членами, его культура также является единой. Ее ценности принимают и разделяются всеми его членами, рассматриваются как надындивидуальные, бесспорные и священные. Такая культура не поощряет самоубийства и становится мощным антисуицидальным фактором. Напротив, общество с низкой степенью сцепления, члены которого слабо связаны между собой и с референтной группой, общество с запутанной сетью социальных норм, с «атомизированными», «релятивизированными» культурными ценностями, не пользующимися всеобщим признанием и являющимися делом простого личностного предпочтения, — такое общество является мощным генератором самоубийств, независимо от климатических или экономических условий и состояния психического и физического здоровья его членов. Такова суть дюркгеймовской гипотезы. Она рассматривает данное общество и культуру как нечто целое и пытается таким образом объяснить распределение самоубийств в пространстве и во времени.

Каковы в таком случае факты, подтверждающие теорию? Их так много и они столь убедительны, что делают теорию Э. Дюркгейма более адекватной и валидной, чем любую другую теорию самоубийства.

1). Факторы социокультурного сцепления и психосоциальной изоляции объясняют, почему в данном обществе разведенные дают большее число самоубийств, чем просто одинокие; а одинокие — больше, чем женатые; бездетные семьи дают более высокий процент, чем семьи с детьми; и, наконец, чем больше число детей в семье, тем ниже в них число самоубийств. Разведенные люди более, чем кто-либо, изолированы психосоциально, в особенности в прошлом, когда развод был скандальным происшествием, ведущим к социальному остракизму. Наименее изолированными являются семьи с большим числом детей, члены которых связаны друг с другом самыми тесными узами. 2). В свете этой теории легко понять, почему аграрные классы демонстрируют более низкое число самоубийств, чем городские; почему среди различных занятий те, которые лучше интегрируют людей, дают более низкое число самоубийств, чем менее интегрированные и более индивидуалистичные профессиональные группы; почему обеспеченные люди дают большее число, чем бедные; и почему особенно высокое число самоубийств типично для бродяг и других лиц без каких-либо постоянных занятий или связей. 3). Теория объясняет также, почему в странах, где общинный и «семейный» типы организации сохраняются (как во многих преимущественно аграрных

странах, слабо индустриализированных и урбанизированных), число самоубийств имеет тенденцию к уменьшению, в отличие от высокоурбанизированных, индустриализированных и «индивидуализированных» стран, несмотря на то что последние могут быть экономически более преуспевающими, чем первые. 4). Факторы социокультурного сцепления и психосоциальной изоляции объясняют также, почему атеисты и неверующие (то есть люди, не связанные религиозными узами) дают большее число самоубийств, чем люди, инкорпорированные в ведущие религиозные организации, и почему среди последних католики и православные христиане, ортодоксальные иудаисты дают меньшее число самоубийств, чем более свободно мыслящие и менее догматичные протестанты. 5). Теория объясняет, почему в XIX XX веках кривая самоубийств возрастает именно в большинстве европейских держав. 6). Теория Э. Дюркгейма объясняет также, почему с началом крупных социальных движений (будь то народная война, революция или реформа) кривая самоубийств неожиданно падает, поскольку чувство индивидуального уступает место чувству совместной принадлежности общему делу, и почему она снова возрастает к концу движения, когда чувство социальной целостности исчезает и вновь появляется психосоциальная изоляция. 7). Она показывает, почему периоды внезапных разрывов социальных связей, происходящих, например, во время экономических кризисов, сопровождаются ростом самоубийств. 8). Она демонстрирует также, почему среди мужчин число самоубийств больше, чем среди женщин. 9). Она объясняет годовые и дневные кривые самоубийств. 10). Она объясняет, почему даже в современном обществе физически и психически больные показывают несколько более высокий процент самоубийств, чем нормальные люди; болезнь и ненормальность часто усиливают психосоциальную изоляцию таких людей ^[152] .

152

См. анализ этой теории в цитированных выше трудах Э. Дюркгейма, М. Хальбвакса, П. Сорокина, К. Циммермана, С. Крёзе и других.

Все эти и многие другие черты феномена самоубийства, как, например, распределение среди различных групп населения и флуктуации во времени, становятся понятными в свете этой теории. Повторим: не рассматривая всего характера данной социальной организации и культуры, мы не можем понять распределение частоты самоубийств и их динамику. Специализированный «атомистический» подход позволяет в лучшем случае понять отдельные стороны явления и никогда — его причины. Отсюда — когнитивная потребность целостного рассмотрения общества, а это — исходная точка зрения социологии.

§ 7. Пределы возможностей специальных дисциплин

То, что было сказано о причинах самоубийств, еще более последовательно применимо к анализу причин преступлений, революций, войн и практически ко всем другим социокультурным феноменам. Если их не исследовать как повторяющиеся явления, рассматриваемые одновременно в матрице общества и культуры, ни одно из них нельзя адекватно понять или обнаружить его истинные причины. Например, если задаться вопросом, почему уровень преступности в Соединенных Штатах выше, чем в ряде других стран, каковы причины флуктуации определенного преступления или всех преступлений, вместе взятых, или почему строгость наказания за различные преступления то возрастает, то уменьшается, то ни один из этих вопросов не может получить правильного ответа без изучения преступности как перманентного фактора в общей структуре рассматриваемых обществ и их культуры. Можно с уверенностью утверждать, что никакая специальная причинная теория преступности — биологическая, психиатрическая, экономическая, географическая, экологическая, образовательная — не может адекватно объяснить, почему определенные действия рассматриваются как преступные, а другие как нормальные. Неадекватность таких односторонних теорий непосредственно связана с их «атомистическим», сингулярным однобоким подходом, игнорирующим целостный анализ общества и культуры. Это еще более справедливо по отношению к таким глобальным социокультурным феноменам, как войны и революции. Даже дискретные явления, изучаемые с позиций экономики или политологии, права или этики, искусств или истории, не могут быть полностью поняты без рассмотрения тех социокультурных созвездий, в которых они происходят. К. Маннгейм правильно отмечает, что, например, в политологии «рано или поздно сталкиваешься с вопросом, почему страны в один и тот же период времени и на одной плоскости развития имеют совершенно различные типы конституций и формы правления и почему экспорт технологии и конституции из одной страны в другую приводит к изменению их формы в той стране, куда они попадают?.. Таким образом, политолог оказывается отброшенным к неизвестным сущностям, которым он навешивает либо ярлык „национального духа“, либо ярлык „культурного наследия людей“. Это означает, что необходимо рассматривать общество и культуру как целое. То же самое происходит, когда он рассматривает проблему власти и господства или многие другие экономические проблемы… Становится, например, все более очевидным, что выбор, совершаемый индивидами, когда они выступают как потребители, не является произвольным, а, напротив, соответствует определенным коллективным стандартам, которые… детерминируются неэкономическими, „социальными“ факторами. Какими же социальными факторами? Чтобы ответить на этот и подобные вопросы, экономист, как и политолог, действует, как будто существует некая теория постоянных и переменных, объясняющая формирование человеческих потребностей» ^[153] . Иными словами, вновь необходим выход за рамки специальной дисциплины.

153

Mannheim К. The Place of Sociology // Conference in the Social Sciences: The Relations in Theory and in Teaching. L., 1935. P. 31; Weber M. Wirtschaftssoziologie // Wirtschaft und Gesellschaft. Tubingen, 1922; Lowi A. Economics and Sociology. L.,1935.

В медицине существует процедура, которую обычно проделывает каждый компетентный врач: перед тем как диагностировать болезнь пациента, он исследует весь организм в целом и знакомится с историей его жизни. В социальных науках эта процедура, к сожалению, почти отсутствует, ибо ее необходимость еще не осознана. Как и в медицине, специализированный подход здесь становится плодотворным и разумным, лишь когда во внимание принимается все социокультурное пространство. В противном случае науке уготована судьба быть неадекватной и ложной. В большой семье общественных наук социология играет именно эту роль. Вышесказанное в достаточной мере демонстрирует специфические функции социологии в системе социальных и гуманитарных наук, конкретные ипостаси этих функций, и, наконец, необходимость такой науки, независимо от того, как она называется — социологией или абракадаброй.

§ 8. Социология как особая наука

Хотя социология является наукой генерализирующей, имея дело с целостным социокультурным пространством, это еще не означает, что она занимается энциклопедическим исследованием всех социальных наук или что она составляет их философский синтез. Исследование общих и характерных свойств, отношений сходства социокультурных явлений предполагает такую же специализацию, как и изучение их уникальных или сегментарных черт и отношений. Несмотря на свою генерализующую природу, социология остается строго специальной наукой. Хотя президент или казначей фирмы имеет дело со всей компанией в целом, это не означает, что его работа не является специализированной или что он выполняет работу за всех сотрудников фирмы. По той же причине социология, изучающая целостное социокультурное пространство, не пытается выполнить миссию остальных социальных наук.

Как задача казначея или президента не является невыполнимой, так и задачи генерализирующих наук, таких, как физика и химия, которые имеют дело с регулярными свойствами и отношениями всего материального пространства, общая биология, которая изучает свойства и повторяющиеся отношения живого мира, или социология, которая делает то же самое, но по отношению к надорганическому миру, не являются невыполнимыми. Эти задачи вовсе не обязательно превосходят возможности отдельной науки. Возможно, они более трудны, чем задачи одной очень узкой специальности, но то, что они никоим образом не являются невыполнимыми, подтверждается самим фактом существования этих дисциплин.

§ 9. Взаимозависимость между социологией и другими науками

В своих генерализующих функциях социология зависит от открытий в других специальных науках; но каждая наука, в свою очередь, зависит от смежных с ней наук, а специальные науки — от генерализующих, причем в не меньшей, если даже не в большей степени. Физики привлекают математику, механику, геометрию и химию, а каждая из этих дисциплин использует другие науки. Ученому немыслимо работать над любой проблемой, не апеллируя к открытиям других дисциплин и ученых. Ни одна специальная проблема физики или химии не может быть разрешена без знания этих генерализующих дисциплин. То же справедливо и в отношении специальных проблем биологии и основных принципов общей биологии. Специальная наука геология гораздо больше зависит от общей физики, химии и биологии, чем сами эти науки зависят от геологии.