Человек
Шрифт:
Может быть, мы чувствуем на себе пристальный взгляд смерти, наблюдающей, какое впечатление па живых произвела ее работа? Возможно, она намечает новую жертву среди собравшихся?»
«Смерть. Одного она похищает с земли в первые же мгновения его бытия, к другому не может дотянуться в течение столетия. А весь этот период, называемый жизнью, сколько бы он ни длился, смерть протягивает к человеку свои руки, а он более или менее удачно отмахивается от них».
Это размышление живых о смерти. Они действуют отрезвляюще.
Когда
Пройдут десятилетия, и 5 миллиардов теперешних жителей лягут в землю. Много это или мало. Если стать плечом к плечу, то 5 миллиардов человек опояшут Землю 62,5 раза. И эти миллиарды - не бездушные выключатели, которых коснется рука смерти. Каждый человек - это еще и мысли, мечты, планы, пропитанные жаждой жить.
«Один приговоренный к смерти за час до казни говорил: если бы мне пришлось жить где-нибудь на высокой скале и на такой узенькой полочке, а кругом пусть пропасти, океан, вечный мрак, вечное уединение и вечная буря, я согласен оставаться так, стоя на вершине пространства, всю жизнь, тысячу лет, вечность - лишь бы жить (по Достоевскому).
Это не фантазия, а страшная действительность. Нам, не ожидающим близкой смерти, трудно вообразить себе эту муку ожидания смерти и одновременно такую жажду жизни. Хоть бы как-нибудь, лишь бы жить».
Трудно уходить, нелегко и прощаться. В мир, откуда ты так неожиданно выбыл снова, утро придет на просторы полей, солнце будут встречать миллионы улыбок. Но меж ними не будет твоей.
Лето сменит весну. Там и осень настанет,
И от ветра сады зашумят.
Вновь потянутся вдаль перелетные стаи,
Только их не проводит твой взгляд.
Здесь, вдали от небес, в безотрадной юдоли,
Как всегда, будут песни звучать;
В них нечастая радость людская и боли,
Но тебе их уж не услыхать.
Детский смех, детский плач и доверчивость взгляда
Беззащитность протянутых рук,
Это хрупкое счастье - земная отрада
Так нуждалось в тебе, брат и друг.
Ты ушел. Ничего не изменится в мире.
Мало тех, кто заметят уход...
Только горе людское и глубже и шире
В нашу жизнь так заметно шагнет.
И надолго останется. Свяжет нам руки
И улыбки погасит, добавит седин.
На усталом лице твоей верной подруги
Будет сеточка новых морщин.
Смерть лишена эмоций и лицеприятия, у нее один подход к простолюдину и президенту. Умирают все, но по-разному. На этом пробном камне выверяется верность мировоззрения и убеждений.
Умирающий атеист метался и кричал в предсмертном ужасе. Стоящие рядом сподвижники ободряли его.
– Ты уж держись как-то, ведь мы атеисты.
–
Вспоминается рассказ одной женщины о себе. До описываемого ниже происшествия она занимала крайне непримиримую позицию в отношении верующих, работающих под ее началом.
Но вот, доведенная до отчаяния рядом жизненных обстоятельств, она решила отравиться. Никто не помешал ей. И когда жгучая боль разлилась по телу и обычные глаза перестали видеть, она каким-то другим зрением увидела себя окруженной толпой ужасных существ. Они хлопали в ладоши и дружно скандировали: наша, наша, наша!
Но в планы Божий, видимо, пока еще не входила смерть этой женщины - ее спасли. Но это уже была не прежняя безбожница, а на удивление спокойный и веротерпимый человек.
«30 мая 1778 года умер в Париже французский ученый Вольтер (1694-1778). Он был весьма остроумный, но не совсем приятный насмешник, проникнутый ненавистью к христианству и Св. Писанию. Этот безбожник сильно заболел. Неверующие друзья поддерживали его твердость в атеизме. А больной то молился, то богохульствовал и проклинал всех своих сторонников.
В ужасной борьбе со смертью он упал с кровати, лежа на полу, кричал в отчаянии: «Неужели Бог, от которого я отрекся, не может меня спасти? Неужели безграничное милосердие не может быть мне уделено?»
Все его оставили, т.к. не могли смотреть на его страдания. Когда доктор Тронский последний раз навестил его перед смертью, умирающий сказал ему: «Доктор, дайте мне еще полгода жизни».
– Дорогой мой, - ответил доктор, - вы не можете прожить и шести дней.
– Значит, я пойду в ад, - вскричал несчастный, - идите же и вы за мной.
И вот этого несчастного и трусливого атеиста Франция причислила к знаменитым героям Родины, с большими почестями похоронила труп его в Пантеоне (Храме Славы) и поместила его сердце в народной библиотеке Парижа. Но, друзья мои, кто из вас хотел бы быть на его месте? Кто хотел бы так прожить и умереть, как безбожник Вольтер?»
По мере изменения мировоззрения меняется и картина умирания, когда порог смерти переступает человек, заботившийся «иметь Бога в разуме».
Когда Сократу подали кубок с отравленным вином (он знал об этом. Был такой обычай в древней Греции), он, поднося его к губам и обращаясь к правителю, произнес:
– Я ухожу, но кому из нас будет лучше, откроет Бог в вечности.
Великий физиолог Павлов известен миру не только как ученый, но и как глубоко верующий человек. Это давало ему силу не прекращать самопознания даже в процессе своей смерти. Посадив рядом с собой ассистента, он диктовал ему свои предсмертные ощущения, пока еще едва уловимы изменения в организме, связанные с процессом выхода жизни из разрушающегося жилища.
Раздался стук в дверь, умирающий досадует:
– Кто там? Павлов занят, Павлов умирает (это о себе).