Чем ближе ты находишься - тем меньше видишь
Шрифт:
Когда здание, где находятся Колибри и Хоукай, покрывается сетью трещин, и за секунду обрушивается, оставшиеся на улице “Мстители” едва успевают уйти от густой волны пыли и осколков. Стив подминает по себя Наташу и закрывается щитом. Халк откидывает от себя прилетевшие куски арматуры и бетона. Все предметы, что раньше парили в воздухе, падают на землю, подчиняясь гравитации. С железнодорожного моста с громким скрежетом летит вниз изуродованный поезд. Вопят сигнализациями на все лады покореженные автомобили. Но главное - обрушившийся дом.
– Колибри! Соколиный Глаз! Ответьте!
– кричит в коммуникатор Стив, бросаясь к развалинам. Он в меру своих сил, не понимая ничего, оттаскивает голыми руками
– Наташа!
– командирским тоном зло выкрикивает Стив.
– Агент Романофф, возьмите себя в руки и вызовите спасателей! Живо!
Все сказки заканчиваются так: “И жили они долго и счастливо, и умерли в один день”. Сказку Колибри и Сокола можно было бы закончить так: “И жили они недолго, но счастливо, и умерли в один день”.
========== Глава 21. ==========
Комментарий к Глава 21.
В воскресенье Вселенная очень красноречиво напомнила мне, что со мной сделают в противном случае.
Когда Алиса в первый раз приходит в себя, то видит лишь потолок с яркими лампами, расположенными через равные промежутки. Её куда-то везут на каталке, поэтому эти лампы сливаются в одну белую линию. Колеса каталки мягко катятся по полу, подошвы бегущих рядом людей с шорохом скользят по кафельной плитке, они переговариваются, но слишком тихо, чтобы она смогла разобрать их слова. Это слишком утомительно, поэтому она закрывает глаза и проваливается в темноту.
В следующий раз она успевает рассмотреть стойку с капельницей над головой, круглую лампу с лампочками поменьше внутри, какие висят в операционной. Медсестра, что стоит рядом с ней, испуганно таращится, поворачивается в сторону, добавляет что-то в капельницу до того, как Ал успевает почувствовать холод внизу живота и резкую боль. Неожиданно проснувшейся на операционном столе пациентке докручивают наркоз.
Просыпаясь на цветном пуховом облачке, среди радужных пони и пульсирующих ярких звезд, Ал решает вообще ничего не решать и отдохнуть. Синий пони со светлой гривой, голубыми глазами и белой звездой на крупе тычет в неё мордой и что-то бормочет на своем наречии. Наркоза было слишком много, поэтому видения такие яркие и продолжительные.
Когда Клинт в первый раз приходит в себя, то видит лишь яркое солнце в крохотной щелке между камнями. Ему больно и холодно, тело отказывается повиноваться, голос не слушается. Радует, что перед взрывом, что обрушил на него потолок, он успел сгруппироваться. Вдруг солнца становится слишком много, оно ослепляет и без того воспаленные насыпавшимся песком глаза.
– Нашел! – кричит кто-то, Клинт не может разобрать ни голоса, ни вида.
Сильные руки оттаскивают от него обломки камней, дышать и жить становится легче. Сразу несколько людей поднимают его и куда-то несут. Потом кладут на что-то твердое, накрывают до подбородка одеялом, ко рту и носу прижимают кислородную маску. Солнце сменяется точечным светом на низком полукруглом потолке.
– Сэр? Эй, сэр, слышите меня? – в глаза светит маленький фонарик, он старается не дергаться, мозг расшифровывает, что это медицинский фонарик, он в машине скорой, и его везут в больницу. – Сэр, как вас зовут? – стандартная процедура.
– Клинт… Клинтон Френсис Бартон.
Он что-то упускает, что-то важное. Что-то такое, о чем забывать нельзя, но что? Следующего вопроса он уже не слышит. Он не просыпается на операционном столе, пугая медперсонал
Медсестры шепчутся по углам: повезло, что на них упала только крыша трехэтажного жилого дома, а не все три этажа. Стив тревожно меряет шагами приемный покой, переодевшись в футболку и брюки из запасов квинджета. Брюса он оправил в Башню, вся эта нервная обстановка ему только помешает, пусть вместе с Джарвисом займется анализом. Полчаса назад в больницу ворвался Тор, сейчас он тихо сидел в углу и пил кофе из тонкого пластмассового стаканчика. Судя по тому, как хмурилось небо, и изредка завывал ветер, он был встревожен не меньше. Тор не понимал, как такое могло случиться, ему казалось, что отчасти он тоже виноват в случившемся. Если бы он не упивался своей болью, если бы он сразу поговорил с отцом, вступившись за Джейн и не давая ей уйти, если бы летел из Лондона своим ходом, а не на самолете, если бы… Если бы он только был вместе с командой в этот день.
– Тор, в том, что случилось, твой вины нет, - сразу сказал Капитан, заметив настроение товарища. – Они выкарабкаются, они сильные.
– Если бы я был рядом, то мог бы помочь.
– Если бы ты был с нами, то не был бы там, где был. Да, ты уехал очень надолго, но тебе это было нужно. Тор, хватит, серьезно. Нужно думать, как поступать дальше, - капитан тоже взял себе отвратительный больничный кофе и сел. – Я думаю, что эта атака не последняя, будут другие. Мы должны быть к ним готовы.
Громовержец ему благодарен. Стив занимает его мысли другими проблемами, и он включается в разговор, выдвигает тактические идеи и теории. Они обсуждают ситуацию, чертят схемы на невесть откуда взявшемся бланке простой шариковой ручкой. И это помогает отвлечься от Клинта и Алисы в операционных, от Наташи, что спит в палате под успокоительным дурманом, измученная сильнейшим шоком, что неожиданно обуял её. Но Черная Вдова может взять себя в руки, может успокоиться и работать дальше, когда узнает, что с напарниками все в порядке. Когда придут в себя Сокол и Колибри – неизвестно.
***
Первое, что Ал видит, когда приходит в себя, это яркие подсолнухи на тумбочке около головы. Спросонья она принимает их за палящее солнце, и после бешенства пони и радуги это выглядит довольно жутко. Но нет, скоро небольшие, явно декоративные и искусственно выведенные соцветия перестают пугать. Она пытается протянуть руку к записке около импровизированной вазы с чуть помутневшей водой, но понимает, что не может пошевелиться. Все тело взрывается болью, едва она только думает о движении. Шутер ждет, когда все успокоится и повторяет попытку. Во второй раз она может пошевелить пальцами ног через свербящую боль в коленях, она может согнуть локти и положить ладони на поручни кушетки, так удобно приподнятой сверху. Получается повернуть голову, едва шевеля задеревеневшей шеей. Вокруг никого, только мониторы, отсчитывающие жизненные показатели, да белые стены больничной палаты. В легкие порциями поступает кислород из трубки, этого мало. Ал поднимает руку, перебарывая сопротивление расслабленных мышц и будто заржавевших суставов, снимает дурацкую маску, пьет обычный воздух большими глотками. Голова кружится от гипервентиляции, но черт с этим. Девушка отбрасывает маску в сторону, потом собирает в охапку проводки, ведущие к груди, и осторожно тянет их вверх. Дернуть бы их резко, чтобы все присоски разом оторвались от тела, но сил не так много, поэтому лучше постепенно разгибать руку. Датчики негромко чавкают, что в тишине палаты звучит как шаги мерзкого монстра из-под кровати, приборы взрываются ровными линиями.