Чемодан миссис Синклер
Шрифт:
К этому времени я чувствую себя запутанной и сбитой с толку. Я хорошо знаю отца и по его ответам поняла: он что-то скрывает.
Может, все-таки показать ему письмо? Нет. Повременю. Мне не хочется расстраивать ни его, ни бабуню.
Мы молча едим покупные пончики с покупным вареньем.
7
Войдя, Нина сразу впилась глазами в подаренный букет. Дороти это заметила и тоже посмотрела на цветы. Они несколько нарочито и даже вульгарно выпирали из эмалированного кувшина. Голодные девочки уселись за стол и принялись
Нина пихнула локтем Эгги и подняла голову от тарелки.
– Дот, ты у нас никак цветочки собирать ходила? – спросила Эгги, подмигивая подруге.
– Нет.
– Значит, их тебе принесли? – спросила Нина.
– Да.
– Парень? – продолжала расспрашивать Эгги.
– Да, парень.
– А какой парень? – поинтересовалась Нина с набитым ртом.
«Не в пример вам, воспитанный», – подумала Дороти, удивляясь прямолинейности вопроса. Что значит, какой парень? Неужто Нина знала всех парней на свете? Однако любопытство девушек позволяло ей рассказать о неожиданном визите.
– Не кто иной, как командир эскадрильи Ян Петриковски. Он летает на «харрикейне». – Эти слова Дороти произнесла не столько для девчонок, сколько для себя.
– Говоришь, командир эскадрильи?
– А он собой ничего? – спросила Эгги, явно взбудораженная рассказом.
– Не знаю. Как-то об этом не задумывалась. Наверное. Скорее всего.
– Уж если бы он был красавчиком, ты бы заметила, – сказала Нина. – Ты же не настолько стара. И все-таки какой он из себя? И где ты его встретила?
– Сегодня. Здесь, на кухне.
Дороти сама удивилась своим словам. Неужели это было сегодня, совсем недавно, на ее кухне?
– Очень симпатичный, очень вежливый. Одним словом, иностранец.
– А чего ему понадобилось? – спросила Нина. – В смысле, кроме того, что мужикам обычно надо? – Эгги лягнула ее. Нина ойкнула и засмеялась. – Я же только спрашиваю. Правда, Дот? И ты не против поговорить об этом? Знаешь, посмотреть на этих поляков – у них руки, как осьминожьи щупальца. Мы с Эгги над ними поржали. Помнишь, Эгги? Клянусь всеми чертями, посмотришь на них – можно подумать, они девок никогда не видели. Или у них там в Польше с этим напряг?
– Всё у них там есть. А то, что они… странные… Тяжело им сейчас. Они такие же люди. Им тоже хочется… отвлечься. Этот командир эскадрильи был вынужден бежать из своей страны, иначе немцы убили бы его. И все они не от хорошей жизни приехали к нам. Но твое предостережение, Нина, я запомню. Спасибо.
Дороти слегка улыбнулась, заслонив рот чашкой. Той, откуда пил командир эскадрильи. Чашку она так и не вымыла.
– А дальше? – спросила Нина.
– Что – дальше?
– Он тебе понравился?
– Нет, конечно.
– Врешь! – хором возразили Нина и Эгги.
Командир эскадрильи приехал к ней на следующий день, в самый разгар послеполуденного пекла. Июнь в этом году начался
Она предполагала, что он приедет снова, только не представляла, какую причину он придумает на этот раз. Дороти расправила передник, убрала за уши выбившиеся прядки и откашлялась. Некоторое время она глубоко дышала, стараясь сосредоточиться на дыхании. Все равно в горле стоял ком. Что это с ней? Она должна быть образцом собранности. Не допускать никаких посторонних мыслей, никаких фантазий. А у нее почти подгибались колени. Дороти снова вдохнула, глубоко и громко, и отправила за уши еще несколько прядок. Потом замурлыкала песенку, которую слышала по радио. Она должна выглядеть нормально и ни в коем случае не… Дороти распахнула дверь.
Улыбающийся командир эскадрильи прошел мимо нее, неся в руках какой-то объемистый и довольно тяжелый ящик.
– А это еще что такое? – спросила Дороти.
Она стояла склонив голову набок и уперев руки в талию. Тем временем Ян Петриковски водрузил ящик на кухонный стол. Дороти охватило любопытство, и она временно забыла про ком в горле, учащенное дыхание и струйки пота, заливающие ей подколенные впадины.
– Это вам подарок. Для вас, миссис Синклер.
– Ну зачем вы? Спасибо. Что за громадину вы принесли?
– Патефон. – (Дороти ойкнула.) – Вы любите музыку? Думаю, да. Я и в прошлый раз, и сегодня слышал, как вы напеваете. Значит, не ошибся, что привез вам патефон.
Дороти действительно любила напевать. В основном простые мелодии, где-то услышанные и оставшиеся в памяти. Ей даже нравилось танцевать, но мысленно, в мечтах. А пела она везде, занимаясь своими делами. Пение помогало не думать о войне, сбежавших мужьях, мертвых младенцах и погибших летчиках. Она привыкла петь.
По ее просьбе Ян перенес патефон из кухни в гостиную. Подарок занял свое место на невысоком буфете, откуда Дороти быстро смахнула тонкий слой пыли.
– Сейчас схожу к машине за пластинками.
– У вас есть машина? – Дороти сама удивилась наивности своего вопроса.
– Не моя. Служебная. Нашей эскадрильи. Попросил на время.
Из машины Ян принес большую коробку с пластинками и поставил рядом с патефоном.
– Простите меня, командир, но я не могу принять такой подарок. – Дороти вспомнила о приличиях. – Боюсь, вы напрасно везли его сюда.
Ей самой были противны эти недовольные, осуждающие интонации в собственном голосе.
– Тогда давайте считать, что я просто одолжил его вам… пока для меня не настанет время уезжать… возвращаться на родину. Хотя не знаю, когда это будет.
– Одолжили?
– Да. На самом деле патефон не мой. Он принадлежал другому человеку, прекрасному английскому летчику. Мы познакомились, когда я только-только приехал в вашу страну. Он был щедрым и очень доброжелательным человеком. Он попросил меня: если с ним что-нибудь случится, позаботиться, чтобы патефон попал в хорошие руки и приносил радость. Вот я и подумал о вашем тихом доме и о ваших девушках, о которых вы мне рассказывали. Они же совсем молодые и наверняка любят танцевать. Вы, вероятно, тоже?