Чемодан миссис Синклер
Шрифт:
– А знаешь, Роберта, я взял тебя на работу лишь потому, что ты искренне согласилась с моими словами. Я сказал, что люди в массе своей весьма мерзопакостны. Помнишь?
Я тогда не до конца согласилась с его утверждением, но эти слова я помнила. Я еще подумала: «Вот человек, с которым я могла бы работать». Но услышать это от гриппующего Филипа, распластанного на диване, вцепившегося в стакан с подогретым виски? Удивительно, что он, как и я, хорошо помнил наше «собеседование».
Дженна. Она… непредсказуема. Мы с Софи наблюдаем за любовниками со смешанным чувством удивления и любопытства. Филип? Дженна? Филип и Дженна?
Поймите: Филип не просто очкарик, книжный червь мужского пола. Он весьма неопрятен, обожает джинсы, из которых вполне может торчать хвост плохо заправленной рубашки. У него длинные волосы, болтающиеся сосульками вокруг шеи. Но если приглядеться к нему повнимательнее, понимаешь, сколько в нем обаяния. Что касается Дженны, она очень хорошенькая. Этого я не стану отрицать. Они тянутся друг к другу. Их роман начался полгода назад, но они по-прежнему вместе. Вопреки всем прогнозам, Дженна обосновалась в изысканной квартире Филипа.
Дженна – эффектная голубоглазая блондинка. У нее вьющиеся волосы. Она тип женщины, на которую мужчины в возрасте от двенадцати до ста двенадцати лет, имеющие традиционную ориентацию, непременно будут заглядываться в любое время и в любом месте. И вдруг она скрывается от мира за стенами книжного магазина «Старина и современность» и становится подругой его сардонического владельца, который чуть ли не вдвое ее старше. Мы с Софи подозреваем, что их недолгие свидания происходят прямо в магазине. Как-никак они же работают вместе. Нередко я застаю их в дальнем зале, где у нас полки с подержанными романами. При моем появлении они тут же распочковываются, вынуждая меня краснеть и бормотать извинения. Во взгляде Дженны я замечаю удивление и упрек. Я ретируюсь, не осмеливаясь посмотреть на Филипа. Не знаю, кто из нас троих должен испытывать большее замешательство.
Во всяком случае, Дженна теперь больше читает. Мне трудно представить, чтобы она много читала до своего устройства в наш магазин. Она не «книжный» человек, что бы под этим ни подразумевалось. Дженна занимается распаковкой наших ежедневных новых поступлений. Покусывая нижнюю губу, она сверяется со списком, убеждаясь, что нам привезли все перечисленные там книги. Затем аккуратно расставляет часть привезенного по полкам, а предварительные заказы складывает под прилавок. Лицо у нее сосредоточенное, как у шестилетней девочки, разучивающей новый трюк со скакалкой. Довольно часто Дженна обращается к нам за помощью, и мы с Софи терпеливо ей помогаем. Нам всем нужно учиться и набираться опыта. Что ни говорите, а команда у нас хорошая. Я знаю: Филип гордится нами.
Сегодня квартира Филипа сумрачна и тиха. В таком же состоянии пребывает и Дженна, которая открывает мне дверь и пропускает внутрь. Она не берет меня за руку, но я чувствую, как она загоняет меня прямо в гостиную. Знакомый кожаный диван вишневого цвета. Дженна включает большой торшер фирмы «Тиффани» и спрашивает, хочу ли я чего-нибудь выпить. Я отказываюсь. Себе она наливает джин с тоником. Сегодня она не работает. Ей нездоровится. Замечаю, что ее манеры одинаковы и в залах магазина, и здесь, когда она трогает вещи Филипа, наливая его джин. В этом тихом пространстве Дженна напоминает
Что-то здесь не так.
Чувствую себя взломщицей, проникшей во владения Филипа. Он уехал на книжную ярмарку и пробудет там целый день. Дженну он предупредил, чтобы не ждала его раньше половины девятого. Сейчас два часа дня, но шторы все еще плотно задернуты. На кофейном столике – пустая кофейная чашка и тарелка, усеянная крошками. Ощущается атмосфера какой-то расхлябанности. Обычно Филип терпеть не может беспорядка.
– Пьем до дна, – говорит Дженна и быстро опустошает стакан. Я улыбаюсь, не зная, что говорить и зачем вообще она меня позвала. – Роберта, я вляпалась в историю, – объявляет она.
– В какую?
– В ту самую, в какую вляпываются женщины испокон веку. Понятно?
Она вдруг начинает плакать, закрывая лицо рукой и пустым стаканом. Я подхожу к ней, глажу по руке, пытаюсь как-то успокоить.
Потом слезы иссякают. Дженна тянется к массивному кофейному столику с крышкой из дымчатого стекла и достает снизу пачку бумажных платков.
– И что ты думаешь обо мне теперь? – спрашивает Дженна.
Она наливает себе вторую порцию, которую пьет медленно, маленькими глотками. Ее белые руки слегка дрожат.
– Дженна, не мне тебя судить, – говорю я. – Слушай, ты же большая девочка, да и Филип – взрослый мужчина. Такое происходит сплошь и рядом. Может… несколько неожиданно… но ты с этим справишься. Как Филип к этому отнесся?
Ее взгляд полон ужаса. Ойкнув, я опускаю глаза, потом смотрю на зашторенное окно, на большое зеркало в позолоченной раме над камином.
– Я обнаружила это неделю назад. Почувствовала странную усталость. С месячными была задержка. Тогда я сделала тест на беременность. Роберта, я чуть с ума не сошла от ужаса. Пойми, я не хочу детей. Я их никогда не хотела и никогда не захочу. Я всегда так осторожничала. И вдруг… это катастрофа.
– Думаю, тебе нужно было бы советоваться не со мной, а с Филипом, – говорю я и мысленно отчитываю себя за свою прямолинейность.
– За каким чертом мне с ним советоваться?
– Потому что… ко мне это не имеет никакого отношения. Это ребенок Филипа.
– Нет, я так не думаю… В общем, я сомневаюсь.
Мне стыдно, но, услышав об этом, я мысленно вздыхаю с облечением. С громадным облегчением. Это не его ребенок. Возможно, не его. Ну и прекрасно! Значит, ребенок от кого-то другого. Тогда возникает сразу два вопроса. Чей это ребенок? Неужели она…
Храбростью я не отличаюсь и стараюсь всячески избегать любых конфликтов. Поэтому сижу молча, не зная, какие слова говорить дрожащей Дженне. Я не в состоянии думать о Филипе… Мне кажется, уж кто-кто, но он ни за что не потерпит двуличности. Бедняжка Дженна. И представить не могу, каково ей сейчас. Наверное, для нее это действительно катастрофа.
Но надо отдать ей должное: она очень, очень мила. Пожалуй, даже красива. Я, как и многие другие, включая Филипа, не могу остаться равнодушной к красоте. К ней тянешься, не видя последствий. И винить Филипа я тоже не могу, поскольку… ситуация вполне понятная. Он не монах и не обязан жить аскетической жизнью. Меня интимная сторона его жизни вообще не касается. Я всего лишь служащая в его магазине. Вряд ли Филипу пришло бы в голову назвать меня хотя бы своей приятельницей.