Чемодан пана Воробкевича. Мост. Фальшивый талисман
Шрифт:
Хмелевец молча кивнул, не переставая удивляться прыткости Сливинского — ведь дал же бог этому человеку такой язык! А Роман Шиш, отодвинувшись от солнца в тень высокого куста, вдруг возразил:
— Они не знают, как нам тут тяжко. От движения осталось только тьфу. — Он со злостью плюнул. — Надо было думать и помогать раньше. Войска надо вводить, войска. — Он разошелся и выкрикнул фальцетом: — Потому что с большевиками и здешним народом можно разговаривать только пулями и гранатами! Движение идет на спад, —
— Скоро соберется конференция, — соврал пан Модест и сам порадовался своей находчивости, — которая решит судьбу Украины. Но зарубежные представители, которые приедут сюда, должны воочию видеть, что народ не поддерживает большевиков.
Гроза не ответил. Кто–кто, а он хорошо знал, что скажет народ этим представителям. Слава богу, к тому времени он будет уже далеко и вряд ли когда–нибудь вернется сюда. Вдруг спросил:
— А скажите, господа, там, у немцев, судят тех, кто напакостил во время войны?
— Сразу видно, что пан не читает газет, — ответил Сливинский и хотел было уже просветить этого жалкого невежду, каким–то образом выбившегося в куренные атаманы, но послышался тихий свист, и пан Гроза, схватив автомат, побежал, прячась за кустами, к дороге.
Издали донеслось чиханье автомобильного мотора. Хмелевец встал над кустом и поманил Сливинского, но пан Модест счел более безопасным не менять позицию — лежал за небольшим бугорком, — это хотя бы гарантировало от слепой пули. Плотнее прижался к земле и прислушался.
Фырканье приближалось. Машина шла из райцентра, и это было хорошо: значит, идет в область или еще куда–нибудь, сразу не спохватятся и не начнут искать пассажиров. А может, грузовая? На грузовике, как правило, пассажиры, и вряд ли Гроза рискнет напасть на него. Да и незачем: лишний шум и машину труднее использовать в городе.
Раздумья Сливинского прервал выстрел. Одиночный выстрел, и прозвучал он как–то неубедительно, будто ребенок позабавился хлопушкой, — и снова тишина. Не слышно рокота мотора, только где–то далеко–далеко кукушка…
Захлопали дверцы машины, и сразу застрочили автоматы. Пан Модест вдавил голову в ямку между корнями и зримо представил себе картину боя. Как и приказывал Гроза, первым выстрелом убит шофер. Стрелял из карабина их снайпер. «Что мне шофер, — хвалился он. — Я из карабина и в зайца попаду!..» Машина остановилась, и те, кто был в ней, выскочили, пытаясь убежать. По ним били из автоматов. Били так, чтобы не повредить автомобиль: пробитый автоматной очередью, он и гроша ломаного не стоит. До первого контрольного пункта…
Строчили автоматы, в ответ хлопали пистолетные выстрелы. Вдруг все стихло, умолкла кукушка, и напуганные птицы не щебетали. Сливинский поднял голову и встретился с насмешливым
Пан Модест не растерялся. Встал, стряхнул с колен пыль и сказал, словно ничего и не случилось:
— Муравьев тут много, кусаются чертовы создания! — и сразу спросил: — Ну что там?
Из–за куста выглянул Гроза, поманил их рукой. Сливинский побежал к нему и увидел серую «опель–олимпию», уткнувшуюся передком в кювет. Ребята Грозы вытаскивали из машины человека с окровавленным лицом. Остальные волокли в лес тела еще двоих. Одного, солидного, в армейском кителе без погон, схватили за ноги и тащили так, что он бился о землю лицом, а руки скользили по кустам, будто хотели ухватиться за них и никак не могли. Другого, в вышитой рубашке под темным пиджаком, подхватили под мышки, лысая голова болталась, а ноги оставляли в густой траве две глубокие борозды.
— Заводи машину! — скомандовал Гроза.
За руль сел юноша с пухлыми щеками. Мотор зафыркал, подскочили несколько человек, подтолкнули — и автомобиль, переваливаясь, выполз задним ходом на дорогу. Юноша развернулся, отъехав с полсотни метров, перевалил через неглубокий кювет и запетлял между деревьями. Остановился в чаще и доложил Грозе и Сливинскому, подбежавшим к машине:
— Бензина хватит. Машина не подведет!
— Осмотри пока, — приказал Гроза, — а мы разберемся в документах. Сотника Отважного ко мне! — распорядился он и, когда тот подошел, приказал: — Убитых закопать! Поаккуратнее, чтобы не наткнулся кто–нибудь.
Сотник растянул рот в усмешке.
— Чего–чего, а хоронить научились… — ответил он со злорадством. — Даст бог, живы будем, еще не одного закопаем!
Видно, эта процедура и правда радовала сотника, потому что он поспешил к своим помощникам, командуя на ходу.
Торопились: от Поворян до города сто километров, а по такой дороге не разгонишься. Да и выстрелы кто–нибудь мог услышать и сообщить в ближайший гарнизон…
Начали изучать документы. Солидный в кителе оказался заведующим облфинотделом — Махнюком Миколой Спиридоновичем. Вместе с ним ехал заместитель председателя Поворянского райисполкома.
Сливинский внимательно посмотрел на удостоверение Махнюка, оторвал фотографию, приклеил свою.
— Чуть печать дорисовать… — с удовлетворением констатировал он. — Где же ваш спец, пан Гроза?
Спец сидел рядом. Чуть ли не обнюхал удостоверение, зачем–то потер между ладонями и вооружился циркулем. Колдовал совсем недолго. Подышал на документ, даже лизнул языком и отдал пану Модесту.
— Конечно, экспертизы не выдержит, — сказал, как бы извиняясь, — но для предъявления на КП, уверяю вас, будет в самый раз.