Чемодан. Вокзал. Россия
Шрифт:
– Вот это жизнь.
– Как дома, – подтвердил Венславский. – Хотя моя жена бы не согласилась.
– А вы женаты? – спросила Лида у меня.
– Нет, бог миловал.
– Не скажите, брак очень приятная штука, – вмешался Венславский. – Очень дисциплинирует и вообще упорядочивает жизнь.
Он пустился в долгие и путанные объяснения заведенного в его доме в Берлине быта. По понедельникам у них было принято стирать, во вторник – гладить постиранное, в четверг – убираться по дому, в пятницу – принимать гостей. По субботам мать жены приходила шить и вязать, а в воскресенье они с женой и детьми ходили в кино. Лида все это слушала, разинув рот. Я слушал
Хозяин все так же настойчиво тер стойку, два немца за соседним столиком рассматривали узоры жира в своем супе. Между столом и стойкой пьяно толкались, пощипывая друг друга за бока, две разбитные женщины и крупный, весь красный от удовольствия мужчина, опрокидывавший в глотку рюмку за рюмкой. Эта картина повторялась в любом провинциальном заведении и давно меня не удивляла: мелкий чиновник в первые же часы командировки в большом городе снял двух проституток и теперь коротает время, пока их товарка с другим клиентом освободит комнату в доме по соседству. Кто-то из посетителей высвистывал знакомую мелодию, которую я, хоть убей, не мог вспомнить. Это почему-то не давало сосредоточиться и отвлекало внимание:
– Вы слышите, кто-то свистит? Что это за мелодия?
– Свистит? – переспросила Лида.
– Ну да, свистит. Знаете, складывает губы и дует.
– Да, я тоже слышу. Это ария торреадора из «Кармен», кажется, – сказал Венславский.
– Не знаю. Страшно раздражает почему-то.
– А я ничего не слышу.
– Ну и бог с ним. О чем мы говорили?
– Я спрашивала… хотя, знаете, черт с ним. Лучше скажите, вот, допустим, макарошки за границей едят?
– А может, это из «Травиаты»?
– Лично я ел не раз.
– Нет, так не честно. Вы видели хоть раз, чтобы поляк макарошки ел?
Я задумался. Венславский все ломал голову над мелодией.
– Слушайте, ну это странная постановка вопроса…
– Это из «Баядерки»! А отвечая на ваш, Лидия Кирилловна, вопрос – я лично видел минимум, дайте сосчитать, трех немцев, которые крошили на тарелку макарошек кровяную колбасу и потом все это с аппетитом съедали, – обогнал меня Венславский.
Тут я увидел в окно, как улицу быстрым шагом пересекает адъютант Бременкампа. Он зашел в кафе, купил сигареты и тут же на месте развернул пачку, чтобы закурить. Было видно, что он торопится. С таким-то пристрастием к никотину неудивительно, что сигареты кончились посреди дня, и пришлось выбегать на улицу, пока начальник не видит. Он дважды сильно затянулся, выложил из кармана на прилавок вместе с деньгами каких-то мелких бумажек, отмерил необходимое количество монет хозяину, а бумажки в спешке скомкал и запихал обратно, после чего быстро вышел из кафе. Я заметил, что одну из бумажек он смахнул со стола. Я уже собрался было за ней подняться, как увидел, что к ней тянется пьяный чиновник. Он сначала помахал закрывшейся за адъютантом двери рукой, а затем последовал с этим мусором в руках за ним следом.Через окно я увидел, как они поравнялись, и адъютант с неудовольствием принял скомканную бумажку. Чиновник после этого нетвердой походкой вернулся в кафе, а адъютант, поскальзываясь на подмерзшем снегу, быстро пошел в коммендатуру.
Венславский поглядел на часы:
– Ладно, я пойду уже, пожалуй. Будете сегодня вечером у Туровского?
– А что, опять карты?
– Мне обещали.
– Ну в таком случае там и увидимся, я сегодня снова у Туровского ночую.
Мы попрощались, а Лида продолжила свои распросы про эмигрантский быт, фантазиями о котором так измучили ее карикатуры
– Ваши представления исходят из того, что все эмигранты – какие-то аристократы. Все петербуржцы да москвичи. Не знаю, может быть, те действительно ведут какой-то особенный образ жизни. Никогда с такими не встречался. Александр Петрович – первый русский из богатой семьи, которого я вижу в жизни. Мои-то родители были бедными мещанами и никогда не выезжали за пределы губернских городов. Я первый раз в Варшаве оказался в 20 лет. Ну не унывайте вы так явно, я не хотел вас разочаровывать, честное слово.
– А как же вы за границей оказались?
– Так и оказался. Как границу с Польшей провели, выяснилось, что моя мать, оказывается, там родилась и может претендовать на гражданство. Ну вот я и стал поляком.
Лида задумчиво посмотрела на меня. Брови ее были опущены, а угол рта чуть приподнят, и оттого ее улыбка была как бы недоверчивой.
– Что вы видели самое красивое в Варшаве?
– Световую рекламу, – подумав, ответил я. – Сразу, как в первый раз вышел с вокзала, увидел бегущую строку из горящих лампочек. Она так, знаете, гладенько лилась через фасад здания и уговаривала меня застраховаться.
За окном зажглись фонари, сумерки быстро сменялись вечерней темнотой.
– Засиделась я. Пойду.
– Извините, что не могу сегодня проводить.
Лида постояла над столом, вертя в руках шапку, а потом спросила:
– А давайте тогда за это завтра днем в ботаническом саду погуляем.
– Он открыт разве зимой?
– Конечно. Там еще пионеры, или как это теперь называется, все дни напролет грядки копают.
– Зимой?
– Ну, зимой. Что вы пристали, не выдумываю же я. Каждый день мимо хожу.
– Ну тогда по рукам.
Бременкамп просидел в кабинете до вечера, вместе со всеми вышел из здания и пошел на квартиру. Когда совсем стемнело, в подворотне возле его дома на меня зашикал старик. К тому моменту я уже валился с ног от холода. Из темноты в дальнем конце двора оттопырился локоть в пальто и тут же пропал.
– Что? Канцелярия? Всплыли? Какие-нибудь бумаги? – стуча зубами, спросил я.
– Да ничего особенного. В основном просто с бургомистром лясы точили. Вы заметили, что он, кажется, не считает себя поляком?
Я только пожал плечами.
– А у вас как?
– Мне. Мне. Мне кажется. Мне кажется.
– И когда вы по погоде одеваться-то начнете.
– Мне кажется, –собрался с силами я, – ничего подозрительного не было. З-з-здание он не покидал. Ад. Ад.
– Адъютант.
– Да, – кивнул я. – Один раз вышел за. За сигаретами.
– Ну и славно. Идите спать. Я дождусь полицейского сменщика и тоже пойду в гостиницу. Завтра с утра подойду к Туровскому, и тогда уже обсудим план действий. Кое-что мы уже набросали.
– Понятно. До свиданья. Стойте. Туровский. С ним все в порядке?
– Да, я думаю, ему стоит доверять. Не берите в голову. Идите отдыхать.
9.
Наутро старик пришел к Туровскому прямо завтракать. За окном стояла ясная, солнечная погода, и на густом синем небе не было не облачка. С вечера я постирал белье и развесил его сохнуть возле печки. Прямо так, в трусах, натягивающим второй носок на босую ногу, старик меня и застал. Я пересказал слова Венславского о карточных долгах Бременкампа. Старика это обрадовало, а Туровский грустно покачал головой.