Чемоданчик Пандоры
Шрифт:
– Ничего себе! – Надежда Николаевна переваривала услышанное. – Честно говоря, на месте этой… одной женщины я не доверила бы вам не только чемодан с деньгами, но даже переносную клетку с хомяком!
– С хомяком? – удивленно переспросил Кулик. – С каким еще хомяком?
– С ангорским, – ответила Надежда. – Впрочем, с самым обыкновенным я бы вам тоже не доверила…
– Зря вы так, – обиженным голосом произнес Кулик, – конечно, я поступал не самым умным образом, но вначале я просто не знал, что в чемоданчике что-то ценное. Она… Лариса… убедила меня, что там лежат ее письма… любовные
– Господи! – Надежда закатила глаза к потолку. – Любовные письма! Прямо девятнадцатый век! Кто сейчас пишет любовные письма?
– Да, я согласен. – Кулик потупился. – Я свалял дурака… но теперь я прозрел и хочу возвратить деньги их владельцу, иначе я сам окажусь соучастником преступления…
– Это правильно. – Надежда огляделась, – только сначала давайте что-нибудь съедим, раз уж мы оказались в «Макдоналдсе». А то у меня от всей этой нервотрепки и от «поисковых мероприятий» безумно разыгрался аппетит.
Вера благополучно доехала на метро до своей остановки и пошла пешком, крепко сжимая ручки тяжелого пакета.
Чтобы срезать дорогу к своему дому, она свернула в соседний двор. Здесь, на детской площадке, царило какое-то странное оживление. Несколько бодрых пенсионеров окружили деревянный домик и, явно боясь подойти к нему, обменивались раздраженными репликами.
– Безобразие! – восклицала рослая тетка с высокой прической, какие лет двадцать назад носили депутаты райсовета. – Надо срочно санитарную службу вызывать! Это ведь неизвестно, какую он заразу разносит!
– Точно, – льстиво поддерживала ее мелкая суетливая старушонка. – Точно, Серафима Сергеевна! Усыпить его надо непременно! Тута дети гуляют, а он не иначе бешеный!
Вера шла мимо возбужденной толпы. Неожиданно какая-то сила заставила ее остановиться и спросить у довольно тихой женщины средних лет, державшейся в сторонке:
– Что здесь такое происходит?
– Да вот собака в домик забилась и не выходит. Второй день уже.
Вера протиснулась между галдящими зеваками. Она сама не понимала, для чего это делает, ее тянула к домику странная сила.
– Ты куда это прешься? – недовольно рявкнул краснорожий мужик лет пятидесяти.
– Посмотреть. – Вера брезгливо поморщилась, потому что от мужика тянуло застарелым перегаром.
– Че тебе тут – кино, что ли? – заорал было мужик, но прочая публика посторонилась, и Вера заглянула в домик.
Первое, что она увидела, были глаза. Огромные темные глаза, полные страдания, смертной муки. Эти глаза посмотрели прямо в Верину душу, и девушка почувствовала такой укол сострадания, что ее сердце пропустило один удар. Она вгляделась в темноту и рассмотрела пса целиком. Большой, какой-то несуразный, явно непородистый, он был покрыт свалявшейся черной шерстью, пропитанной кровью. Одну лапу держал в стороне, как бы на отлете, видно было, что она сломана или перебита и причиняет псу невыносимую боль.
– Что с ним такое? – взволнованно спросила Вера, выпрямившись.
– Бультерьер из шестого подъезда лапу прокусил, – охотно пояснила та же женщина, с которой Вера разговаривала, – второй день здесь лежит… вот народ и разошелся…
– Он
– Верно, не бездомный! – возмущенно подхватила собеседница. – Из соседнего двора. Но хозяева как увидели, что у него с лапой, так и ушли, зачем, говорят, с уродом возиться…
– Усыпить его, и дело с концом! – выкрикнула за спиной у Веры суетливая старуха. – Мало ли, какую он заразу разносит!
Вера посмотрела на активную бабку таким взглядом, что та испуганно отскочила.
– Не трогайте собаку! – выкрикнула девушка. – Я сейчас вернусь!
– Ишь, раскомандовалась! – бросила ей вслед бабка. – Да кто ты такая, чтобы тут распоряжаться! Вот Серафима Сергеевна сейчас вызовет санитарную машину, и усыпят этого урода…
Вера ее не слушала. Она бегом влетела в подъезд, поднялась в свою квартиру, бросила на пол под вешалку пакет с кейсом, накинула старую куртку и помчалась обратно. Но вернулась с лестничной площадки, вытащила из секретера все деньги, что были у нее в наличии, и сунула в кошелек.
«Только бы они ничего с ним не сделали за это время!» – билась тревожная мысль у нее в голове.
К счастью, на детской площадке все было по-прежнему. Озабоченные пенсионеры не решались сделать какой-нибудь решительный шаг и только топтались вокруг домика, подбадривая друг друга. Работающий народ еще не вернулся, пенсионеров останавливал такой факт, что за вызов санитарной машины и за усыпление собаки с них могут взять деньги. Платить из своего кармана никому не хотелось.
Вера подошла к домику, опустилась на колени и заползла внутрь. Пес, увидев ее, тихо заскулил.
– Ну, потерпи немножко! – проговорила Вера и взялась за ошейник.
Глаза испуганно сверкнули, пасть приоткрылась, показав крупные желтоватые клыки, раздалось угрожающее рычание.
– Вот порвет он ее, будет знать, как лезть не в свое дело! – послышался снаружи голос противной старухи.
– Не бойся, дурачок. – Вера ласково почесала пса за ушами, – я же хочу тебе помочь!
Кажется, он понял ее, во всяком случае, захлопнул пасть и перестал рычать. Вера приподняла пса и с трудом вытащила его из домика. Он был тяжелый, да к тому же очень неудобно обвис на руках у Веры. Кроме того, от него неприятно пахло – грязной шерстью, болезнью и страданием. Вера понесла его через двор, сопровождаемая неприязненными взглядами соседей. Бабки расступились, а краснорожий мужик вообще исчез из поля зрения, да Вера и не собиралась просить его помочь донести собаку, еще чего не хватало!
– Больше всех ей надо, – бормотала противная бабка. – Усыпить его, и все! Только заразу разносит!
Вера ничего ей не ответила. Она шла как сквозь строй. Свой взгляд на поведение Веры высказали и тетка с прической депутата горсовета, и толстая старуха с бородавкой на носу. Когда же краснорожий мужик, возникший в конце пути, высказался в том смысле, что собак вообще нужно всех усыпить, все равно они, мол, ничего не делают, только даром мясо жрут, Вера не выдержала.
– Тебя самого усыпить нужно! – закричала она. – Все равно ничего не делаешь, пьешь только!