Чепешев-супермен
Шрифт:
– Отравление?! – со смехом в голосе усомнился Стас.– Может, это ты ее и отравил? Иначе откуда такая осведомленность?
Стол между тем пополнялся все новыми предметами сервировки, а Валерка, несмотря на разгоряченное настроение (а, может, как раз благодаря ему), засасывал в себя съестное прямо на лету и без разбора. Как пылесос. Будто давно знал, что в этом доме можно не зацикливаться на всяких там церемониях, и что все, что находится на столе – ясное дело! – предназначено исключительно и только для него. Наконец, справившись
– Так что ты говоришь?
– Расслабься – проехали! – Стас через силу улыбнулся и снисходительно покачал головой. – Ты кушай, кушай! Не стесняйся!
Валерка, видимо в достаточной степени насытившись, вдруг сделался очень довольным, встал из-за стола и, похлопывая своего не выспавшегося друга по плечу, заторопился на выход. Уже от двери он напоследок обернулся и все также отчетливо проговорил:
– Не забывай меня информировать, пока я в походе! – Стас театрально взял «под козырек», а Валерка мгновенно исчез так же, как и появился.
Проводив гостя, хозяин дома обессиленно свалился на диван, и отказывающимся что-либо переваривать умом вдруг постиг, что ни спать, ни бодрствовать он теперь просто не в состоянии. Оставалось перевести стрелки с пищи для ума на пищу в общедоступном смысле слова. В животе тут же требовательно заурчало, и он невольно вспомнил, что со вчерашнего дня так и не наелся досыта.
С вечера, понятное дело, было не до того, а сейчас самые смачные куски только что благополучно уплыли в Валеркин безразмерный желудок. Прямо у него из-под носа.
Нет, ему, конечно, не жалко – пусть ест. Но вот приниматься за стряпню уж в который раз за утро не хотелось категорически.
В конце концов, не видя другого выхода, разбитый, вялый, злой он нехотя поднялся с дивана и снова потащился к плите. К упражнениям на преодоление ему было не привыкать.
С самого детства майор Чепешев будто знал, что станет очень важным человеком и усиленно готовил себя к «трудной судьбе».
Воспитывал волю, культивировал личные положительные качества, закалял характер.
Вообще все, что касалось его отличительных черт, нередко поражало воображение. А точнее, всегда. Потому что, что ни возьми – все у него выходило складно да ладно. И так действительно было всегда.
В школе он был всеобщим любимчиком и среди учителей, и промеж друзей-приятелей, и, разумеется, у девчонок. То же самое повторилось потом в университете, потом – в милиции, а потом – и в прокуратуре. И это в равной степени распространялось и на то, как окружающие относились к нему, и на то, как он относился к окружающим. И не только это.
Казалось, не было такого направления, где бы он ни отличился. Вот! Отличился! Вероятно, это и есть ключевое слово для понимания его натуры. Отличник. Отличный. И еще можно было бы добавить слово «отлично». Потому что ко всему,
И так – во всем. Даже то, что с ним происходило, и, казалось бы, от него-то уж точно никак не зависело, зачастую не лезло ни в какие ворота.
«Белая ворона», да и только!
Может, кого-то бы это и огорчало, но точно не его. Потому что и с самокритикой, и с чувством юмора у него тоже было все в полном порядке.
Будто в подтверждение этому яичница из двух яиц медленно расплылась по сковороде и превратилась в однояйцовую.
Ну вот, опять все ни как у людей, обыденно подумал он и снял сковородку с плиты.
Так! Стоп! А ведь сковородный натюрморт определенно наводит на мысль! Точно!
Как это у него получалось, он и сам не знал. Только подчас не имеющие никакого отношения к делу вещи становились для него прообразами смелых, ни на чем не основанных догадок. Вот как сейчас.
Казалось бы, ну и что, что из двух яиц стало одно? Да ничего, ровным счетом! А в его голове это обстоятельство трансформировалось в мысль о том, что теперь ему понятно, почему Симакова проживала в квартире, а не в роскошном особняке где-нибудь за городом, как все нормальные миллиардеры. Он, оказывается, озадачился этой несуразицей еще вчера и даже не подозревал об этом. И это тоже была загадка – то, как его мозг отдельно от него самого ставил задачи и находил пути их решения.
Что до яичницы, то здесь все ясно. Яйцо в данном конкретном случае как бы и одно и как бы и нет. В многоквартирном доме также: ты вроде и один, а если взять в расчет соседей, то вроде и не один.
Да она просто не стремилась за город, потому что боялась торчать там в одиночестве! Вот и все.
Ну, хорошо, с этим понятно. Но что это дает? Пока ничего. Так, штрих к портрету…
Симакова, Симакова! И чего он вообще завелся с этой Симаковой? Ведь он в отпуске, и ему не должно быть никакого дела до этой самой Симаковой! Но – нет! Профессиональный интерес! Лучше бы он вспомнил, сколько лет не отдыхал как все люди. Или бы лишний раз пообщался с дочерью.
Так ведь нет же, как все люди – это не про него!
Ладно, схожу на работу, примирительно подумал он, получу отпускные, а заодно и поинтересуюсь насчет экспертизы.
Скорее всего, что дело это не возбудят. Тогда и вопрос отпадет сам собой. А Валерка распыляется зря, как всегда… Хотя,.. отметил про себя Стас, справедливости ради надо признать, что он такого не помнит, чтобы тот когда-нибудь так или иначе не «взял след».
Хорошо, хорошо! Жизнь покажет…
Он еще немного в задумчивости постоял у зеркала, потом скривил физиономию, по-быстрому оделся и пошел прочь из квартиры…