Черчилль. Биография. Оратор. Историк. Публицист. Амбициозное начало 1874–1929

Медведев Дмитрий Александрович

Недостаток информации был лишь одной стороной медали. Другая сторона оказалась более серьезна. Она была связана с тем, что ему особенно-то и не хотелось узнавать ничего нового. Даже любимое чтение «требовало усилий»²³⁰. Это был очень тревожный признак. Уинстон обратил на него внимание еще в августе 1895 года, когда находился в Олдершоте. Он жаловался на «состояние умственной стагнации, когда даже написание письма дается с трудом и когда не хочется читать ничего, кроме ежемесячных журналов». Черчилль винил во всем армейские порядки с их приверженностью к дисциплине и однообразным занятиям²³¹.

Усилием воли он попытался перечитать

речи отца, «многие из которых знал почти наизусть». Но это не помогло. Найти энергию для «чтения другой серьезной» литературы Уинстон пока не мог²³². Он стал оглядываться на свой жизненный путь и пришел к выводу, что его образование носило «технический» характер. И в Хэрроу, и в Сандхёрсте, и на курсах капитана Джеймса главной целью изучения дисциплин была подготовка к предстоящим экзаменам. И вот результат. «Моему уму не хватало лоска, который дает Оксфорд или Кембридж», – констатировал Черчилль²³³.

Да что там «лоска»! Готовящий себя к великим делам, Уинстон явственно стал ощущать собственное «невежество во многих важнейших областях знания». Он любил новые слова, но с ужасом признавал, что «не знает точного значения многих терминов». В результате он стал «бояться использовать их, опасаясь показаться абсурдным»²³⁴. Опасения будущего политика не были беспочвенны. Позже исследователи признали, что теоретическая подготовка в том же Сандхёрсте носила узконаправленный и весьма ограниченный характер²³⁵.

Осознав собственное «невежество», Черчилль решил в корне изменить ситуацию. Но что именно он мог предпринять? Продолжить образование? Поступить в Оксфорд или Кембридж, получить долгожданный «лоск» и недостающие знания? Уинстон рассматривал этот вариант. Правда, не в 1895 и не в 1896 году, а позднее, когда уже планировал выйти в отставку.

Не слишком ли поздно для высшего образования? Черчилль считал – нет. Наоборот. В семнадцать лет человеческий мозг еще не готов ни к восприятию сложных истин, ни к тяжелой умственной работе. «Зрелый ум способен уделить гораздо больше внимания изучению философии, человеческих ценностей и великих литературных памятников прошлого, – объяснял он. – Умение концентрироваться, способность запоминать и удерживать информацию, вдумчивость и усердие в поиске ответа гораздо лучше у старших студентов»²³⁶.

Возможно, Черчилль и прошел бы курс в Оксфорде. Но его смутили вступительные экзамены, в которых значились латинский и греческий языки. И если первый из них еще был кое-как знаком, то изучать второй Уинстон считал выше своих сил. Особенно после того, как он понюхал пороха, побывал на передовой и чудом избежал несколько раз гибели. «После тяжких раздумий, к величайшему своему прискорбию», он вынужден был оставить план с получением высшего образования²³⁷.

Это решение далось гусару Ее Величества тяжело и оставило след в его мировоззрении. У него сформируется идеализированное представление о высшем образовании. Он будет считать, что учеба в университете открывает перед выпускником «огромный выбор». Счастливец, получивший заветный диплом, отныне больше не будет испытывать скуки и страдать от безделья, поскольку понимает всю «бессмысленность поиска утешений в трескотне и шуме современной жизни». В понимании Черчилля тот, кто прошел через университет, обретает независимость от «заголовков и лозунгов». «Он владеет мудростью всех времен и может черпать из нее удовольствие на протяжении всей своей жизни»²³⁸.

Если бы Черчилль стал выпускником университета, не исключено, что его мнение о возможностях высшей

школы было бы иным, но он отказался от поступления, решив пойти своим путем и сосредоточиться на самообразовании. Рой Дженкинс считает, что в выборе автодидакта наглядно проявились два важных качества будущего политика: самоуверенность и эгоцентричность. «Убежденный, что он отмечен судьбой, Уинстон не желал проводить дни в интеллектуальной праздности, как это делали его однополчане, – объясняет биограф. – Он был достаточно проницателен, чтобы признать, чего он не знает. И он обладал достаточно сильной волей, чтобы в не самых благоприятных обстоятельствах, с помощью наивных и простых средств устранить свои недостатки»²³⁹.

Помимо эгоцентричности и самоуверенности способ, который выбрал Черчилль для пополнения своего багажа знаний, был связан с еще двумя важными моментами. Первое, это достигнутый результат. И дело здесь даже не в том, что благодаря своей настойчивости, острому уму и цепкой памяти он смог стать одним из самых образованных британских политиков XX столетия. Принципиальным было то, что Черчилль кроил свою личность по индивидуальным лекалам, отличным от лекал его современников. В то время как большинство обитателей Вестминстера и Уайтхолла были воспитанниками Оксбриджа и полностью переняли ментальные, идеологические и социальные штампы, закладываемые в колледжах, Черчилль формировался под влиянием собственных пристрастий, интересов и миропонимания.

В результате его мышление стало более свободным, поведение – более гибким, а решения – более нестандартными. Кроме того, Уинстона отличало «интеллектуальное бесстрашие»²⁴⁰. В поиске свежих идей он, как выразился Дуайт Эйзенхауэр (1890–1969), мог «обращаться ко всему, от греческой классики до Дональда Дака»²⁴¹. При этом он не был подвержен влиянию идейных авторитетов. Еще в 1898 году Уинстон заявил своему брату, что тот же Оксфорд «на протяжении длительного времени является пристанищем фанатизма и нетерпимости, защитившим больше мерзких ошибок и отвратительных идей, чем любой общественный институт, за исключением разве что католической церкви»²⁴².

Второй момент – готов ли был Черчилль к восприятию новых знаний? Впоследствии он будет со скептицизмом относиться к стремлению прочитать в юности как можно больше книг. «Сколько из них действительно будет понято», «сколько войдет в ментальную структуру», «сколько отчеканится на наковальне ума, превратившись в орудие, всегда готовое к использованию»? «Очень обидно прочитать книгу слишком рано», – считал он, замечая, что «первое впечатление самое важное». «Молодежи следует быть осторожной в своем чтении, так же как пожилым людям осторожным в своей еде. Не следует есть слишком много, а съеденное необходимо тщательно пережевывать»²⁴³.

Сам Черчилль, указывающий, что на тот момент у него был «пустой, голодный ум и крепкие челюсти»²⁴⁴, был убежден, что готов к самообразованию. Не станем оспаривать это утверждение, заметим лишь интересную особенность – будущий глава правительства начал «изучение истории, философии, экономики и других общественных наук»²⁴⁵ в двадцать два года, в том самом возрасте, когда большинство его сверстников уже заканчивали университет.

Первой книгой, которую Черчилль проштудировал в Индии, стало «Руководство по политической экономии» британского государственного деятеля и экономиста Генри Фосетта (1833–1884). Эта работа далась субалтерну нелегко, но он нашел ее «чрезвычайно интересной» и «наводящей на размышления»²⁴⁶.