Чердачный чорт
Шрифт:
— Я не ябедничала.
— Врешь?!
— Честное пионерское слово.
— Ишь, значит сам запер!
От сердца у Алешки отлегла обида. А Надя стояла и не могла уйти, не узнав, куда же хочет деться чердачный ее друг: ведь так можно и замерзнуть.
— Алеш, а тебе ночевать-то негде?
— Негде.
— А как же ты?
— Никак.
Некоторое время оба молчали.
— Идем к нам. — Надя решилась: у них есть темная каморка, она его там спрячет, только бы не увидела Лялька — проболтается. Ну, была не была. — Слезай скорее!
Измерзший
— Ляль, ты сбегай за булками, а я самовар поставлю, не скоро мама-то придет.
Засидевшаяся Лялька — она терпеть не могла ставить самовары — опрометью бросилась к двери. По дороге она схватила пальто и от страха присела: в углу съежился человек. Вот как хватать не свое, а чужое пальто!
Много трудов стоило успокоить Лялю, больше всего подействовали слова Алешки:
— Что же мне замерзать, что ли, чай, я человек, хотя и не пионер ваш.
— Это верно, надо о нем позаботиться, он вон какой смелый, хороший пионер из него будет.
Ляля целиком решилась помогать Наде, и вдвоем они целую неделю кормили, поили и прятали «чердачного чортика» от матери. Жизнь их стала от этого полна тревог и беспокойства, и вот устроили все трое совет — как Алешке быть: нельзя же так все время.
На этот совет решили пригласить и Колю Балабона. Алешка сперва запротестовал, но пионерки сказали, что Коля не только первый говорун у них в отряде, но и дельный парень; он, например, выделен разносить газеты по заводу рабочим, это дело очень почетное и ответственное. Алешке нельзя было не согласиться.
Совет заседал долго, Коля Балабон оказался живым пареньком; все время он вынимал блокнот и что-то записывал, а в конце сказал Алешке:
— Колоссальный у тебя отрыв от масс.
— Знаю.
— Поэтому идем со мной, посмотришь, как на заводе работают, отец у тебя тоже там, и вес у него — он делегат в фабзавком, хорошо бы тебя на завод устроить.
— Пойти я пойду, — сказал Алешка, — только страшно там.
— Страшно? — удивились Надя и Ляля. — А мы вот не боимся.
— А чердаков боитесь?
— Чердаки хуже: они без людей.
— Ну, если так, идти мне надо.
Алешка сговорился с Колей, и они на другой же день пошли на завод.
5. Адский пламень
Кругом на версту тянется высокий забор. В середине громоздятся огромные неуклюжие корпуса, и две черных трубы подпирают небо густым дымом, и непрерывный доносится гул…
Алешка и пионер подошли к заводу. У входа толпился народ, и слышна была какая-то удивительно простая и приятная
Он подпевал и смешно выплясывал. В городе таких стариков Алешка не видал — это окраинный заводский песенник. В калитку их пропустили, и вот опять шагает Алешка по промасленным нефтью шпалам к чумазым корпусам завода, держась за своего путеводителя обеими руками…
Издалека видно, как вспыхивает и гаснет пламя, бьется под громадными сводами, точно хочет их сбросить и лизнуть небо.
Вот они у ворот литейного цеха. Вошли. Над головой Алешки долгий пронзительный звон, и несется чей-то протяжный крик:
— Берегись крана, — тянет его пионер в сторону.
И перед расширенными глазами Алешки, отражаясь в них, плывет огромное колесо, схваченное краном, плывет, освещая свой путь и моментально нагревая воздух…
— Это шина к паровозному колесу, — кричит на ухо пионер, — под паровой молот его тащат.
И Алешка едва разбирает слова, оглушенный грохотом и гамом.
Впереди, слева и справа полыхал огонь, мелькали огненные змеи, длиной с переулок. Люди катили тележки, на которых белели кусками чудесного сахара раскаленные стальные болванки.
— По порядку бы все осмотреть, — гаркнул он на ухо пионеру.
— Правильно, лезем к мартенам.
И они полезли по железной лесенке куда-то наверх, где так полыхало пламя. Лестница кончилась, перед ними площадка, на которой стоят мартены лицом к стене.
Между ними и стеной суетятся люди в синих очках, то поправляя закрышки печей, то открывая их и заглядывая внутрь. У стены сложен чугун и старое железо в огромных корытах. Вот опять зазвенело вверху: двигается подъемный кран. Он двигает завалочную машину. Это плавильщик подал сигнал, что мартен пора кормить.
Машина вытягивает хобот, хватает корыто, полное старого железа, и, как ребенку, сует мартену в раскрытый огненный рот. Высовывается длинный язык пламени — мартен облизывается…
— Здорово! — восхищаясь, орет Алешка. — Накормили чорта, как в аду.
Коля смеется: рабочих адом не напугаешь, у них свой ад.
— Дядя, дай очки.
Пионер берет у одного плавильщика синие очки, они прикреплены прямо к кепке, и надевает их на Алешку.
— Смотри в печь.
Алешка смотрит, — и чудо: сплошная, белая для простого глаза печь заиграла разными цветами. Стены ее не совсем белые, с розовым оттенком, сверху бьет фиолетовая струя, — это нефть из форсунки, а внизу клокочет сталь цвета топленого молока. Зачарованный, Алешка не может оторвать глаз. Вот плавильщик, отстранив тихонько его, подошел к печке с длинной ложкой, помешал и вынул ее, полную варева. Он вылил все это в форму.