Череп на рукаве
Шрифт:
Ах, устав, великое изобретение человечества! Ты есть моя единственная надежда и опора в минуту слабости и неуверенности, ты один говоришь мне, что делать, и каждый знает свой маневр, и никакие взрывы не могут сбить нас с толку. Ах, как же хороши мы сейчас, бегущие по заранее назначенным каждому местам! Прямо хоть снимай для учебного видео.
А потом вертолёты вернулись. Но лишь два из ушедшей за лес тройки. И мчались они так, что, казалось, сейчас лопнут перегретые далеко за предел двигатели. Потоки воздуха от отчаянно бьющихся винтов заставили нас самих пригнуть головы – и тут за деревьями,
– Сшибли... – охнул Раздва-кряк.
Так «они» вошли в наше бытие. Неважно сейчас, кто они в точности. Неважно, что они хотят. Мы столкнулись с врагом, и у меня заныло под ложечкой от сквернейшего предчувствия: вертолётчики не стали бы удирать от каких-нибудь стрелков, даже с ПЗРК.
Батальон свернулся в клубок, словно выставивший иглы ёж. Я знал – уже получает целеуказание артиллерия. Уже пошёл – обязан пойти! – срочный, с пометкой «Воздух!!!» доклад в Нойе-Бисмарк. Должны взлететь с базы тяжёлые «ФВ-210» в сопровождении юрких «Bf-190» (рейхсвер с маниакальностью старой дамы придерживался старых сакральных индексов для обозначения боевой техники), проутюжить то, что сбило геликоптер и обратило в паническое бегство два других. Если, конечно, с ним допрежь не справятся наши собственные орудия.
Артиллеристы не замедлили показать, что не зря ели свой хлеб и отрабатывали на компьютерных имитаторах «заградительно-чистящую стрельбу с закрытой позиции по внезапно возникшей цели». Там, за лесом, начали рваться снаряды. Загудело, жахнуло, вновь загудело и снова жахнуло. Гаубицы били почти с предельных углов возвышения. К ним почти тотчас присоединились миномёты, и чудовищный оркестр пошёл ухать, громыхать и завывать, раздирая небо и землю, поганя воздух резкой пороховой вонью. Я считал залпы. После каждой серии разрывов земля подбрасывала нас вверх.
...Двенадцать стопятидесятимиллиметровых гаубиц наконец утихомирились. Господин обер-лейтенант фон Валленштейн, очевидно, счёл это достаточным. Ну что, рискнёт ещё одним вертолётом или пошлёт пешую разведку?.. Пусть разведвзвод покажет, что недаром носит, свои форсистые малиновые береты и получает двадцатипроцентную надбавку к, как говорится, «окладу жалованья».
Однако вместо этого случилось то, что должно было случиться. Батальон послал вперёд своих разведчиков. Но не только их. Ещё пять отделений. И моё в том числе.
...Никто не знал, что сбило ведущего геликоптерной тройки. Ведомые ничего не видели. Просто ведущий вдруг резко заорал: «Назад! Все назад!», закричал в отчаянии
«Господи!» его штурман-оператор, и... всё. Вертолёт ведущего косо рухнул прямо вниз, словно его потянули невидимые канаты.
Что «прочищало» в лесу напалмом это звено, нам объяснили очень коротко. Но так, что у Микки глаза сделались совершенно дикими.
«Возможно присутствие аномальных форм жизни, по опыту контакта на Зете-пять».
Вот оно, сказало сердце. Довольно и спокойно. Ты был прав. Они вернулись. Ты был прав в своих предчувствиях. Ты заслужил офицерские галуны и звёздочки на
...Мы развернулись в короткую частую цепь. Мы видели друг друга. Мы были хорошо вооружены и уверены в себе. Мы уже сталкивались с этой нечистью и побеждали. Там, на Зете. Потому что как бы то ни было, мы тогда победили. Планета осталась нашей. Чужая жизнь не смогла свить на ней гнезда. Не знаю почему, но не смогла. Не сможет и здесь. Потому что мы, мужчины и женщины, носящие Feldgrau... тьфу, бес попутал, заговорил, словно господин фон Валленштейн.
Сперва этот лес казался совершенно обычным. Ну, не земные деревья... но принципы организации совершенно те же, другие разрезы листьев, другие рисунки коры, но тот же неизменный хлорофилл в хлоропластах, тот же дээнковый код, правда, химически другие основания, однако принцип опять же не отличим.
Мало-помалу сухая лесная земля под ногами напитывалась влагой, ботинки захлюпали по мясистой откормленной траве. Потянуло странным запахом – что-то вроде перегретого питательного бульона для бактериальных культур. Раздва-кряк, всегда на операциях предпочитавший держаться поближе ко мне, брезгливо скривился.
Я молча бросил на лицо забрало. Включил фильтрацию. Предупредительно запищал зуммер, поставленный на детекцию движения. Цель впереди не отвечала на запрос опознавателя «свой-чужой».
Оповещение отделения. Автоматика сгенерировала быстрый «рапорт» взводному. Данные пойдут в ротный компьютер, пойдут и в батальонный. Получат «привязку» другие подразделения, возьмут на заметку артиллеристы и лётчики – на войне как на войне, если надо, ударят и по своим.
Я подал сигнал, и отделение залегло. То, что было впереди, уже ощущалось всеми сенсорами. Крупная масса, горячая – градусов пятьдесят, если в среднем, перемещается медленно..
В лесу впереди нас жалобно и с отчаянием затрещали деревья.
Какой-то очередной монстр? Бронированный гигант, что-то вроде древнего дракона? Не страшно. Никакая броня не устоит против кумулятивной струи, никакой «выдыхаемый огонь» не сравнится с термитными снарядами. Мы перебили целую бездну этих чудовищ на Зете-пять с ничтожными для нас потерями.
– Отделение, товсь, – одними губами произнёс я. Давным-давно уже пехота позаимствовала эту морскую команду...
Треск. Валится наискось небольшой прогалины вывороченное с корнями дерево, длинной зелёной хвоей напоминающее наши земные лиственницы, отлично укоренившиеся на Новом Крыму.
Однако тварь, вывалившаяся из чащи, ничуть не напоминала «боевого монстра». Скорее это походило на рыхлый, изрытый порами, непропечённый как следует хлеб, на ползучую громадную амёбу. Правда, эта самая «амёба» обладала, судя по всему, силой тяжёлого танка – за ней тянулась настоящая просека. Вывороченные, поломанные деревья, торчащие острые пни; и парящая канава глубиной в добрых полметра и шириной в три.
Никакой враждебности тварь не проявляла. Непонятно было, заметила она нас вообще или нет. Это явно не представитель эндемичной фауны, это явно «чудовище», вот только в какой степени оно «чудовищно»?..