Череп на рукаве

Перумов Ник

Так мы шли весь день, поднимаясь выше и выше. Склон делался всё более отвесным и всё круче падал влево – к руслу бывшей реки. Мы взяли ещё дальше вправо, оказавшись в конце концов на самом гребне водораздела. Открылся величественный вид – прямо перед нами вздымались снежно-чистые конусы гор, за спинами, плавно понижаясь и переходя в безлесные степи, тянулись зелёные склоны предгорных холмов. Вся полоса лесов была неширокой, не более одного дня пути. Впереди, высоко в скалах, вертолётчики успели соорудить для нас базовый лагерь, выгрузив чуть ли не тонну припасов и оборудования. Вопрос, почему нас погнали пешим порядком, а не перебросили по воздуху, я благоразумно решил не задавать.

Всё равно окажется, что «командованию виднее...».

Может, хотели взглянуть собственными глазами на всю «реку»?

Выше по течению слизь становилась ещё гуще. Здесь она казалась почти что коричневой от огромного числа плывущих зародышей. Раздва-кряк шумно сглотнул.

Мы лежали, укрываясь за острыми зубцами нависшего над отравленным руслом скального выступа. Отсюда уже смутно виднелся тёмный зев пещеры, откуда брал своё начало отравленный поток.

– Нам туда, – пряча бинокль, вполголоса сказал секурист. – Помните, господа, наша задача – не уничтожение истока. Этот объект представляет собой огромную научную ценность. И если человечество столкнулось с новым неведомым врагом, наш долг – добыть как можно больше сведений о нём. Надеюсь, это послужит хорошим ответом на ваш невысказанный вопрос, господа, почему мы не можем просто подорвать эту пещеру – хотя бы и управляемой крылатой ракетой или планирующей авиабомбой, которые разорвутся хоть и неглубоко, но не на самой поверхности. Всё ясно? Надеюсь, иных вопросов уже не возникнет.

Само собой, их не возникло. Мумба поднял забрало, взглянул на меня совершенно отчаянными глазами. Чёрная его кожа словно бы посерела от страха. Никому не хотелось лезть в пещеру после случившегося с четырьмя отделениями (не выжил ни один человек, и – небывалый случай в истории десанта – не удалось вытащить даже опознавательные жетоны. Тем не менее командование, хотя устав предписывал считать таковых «пропавшими без вести» и соответственно не давать семье положенного пособия, вписало всех в разряд «погибших с особым героизмом». Лишние проценты к пенсии «за утрату кормильца»...

Заночевали мы на продуваемой всеми ветрами скале. Но я предпочитал чувствовать под боком крепкий привычный гранит, а не предательски хлюпающую жижу неведомого состава. Гилви, с которой мы едва перебросились за весь день и парой слов, ловко развернула портативную антенну, включила компьютер с шифратором. На панели загорелась лиловая лампочка.

– Есть канал, герр риттмейстер, – доложила она.

– Всем отойти! – приказал тот. – Шифруйте... фройляйн роттенфюрер.

Приказ есть приказ. Мы отошли, вместе с нами – и две научницы. Та, которая крашеная, холодно игнорировала все неловкие заигрывания Раздва-кряка. Та, которая натуральная, уже возилась с покрытым камуфляжными разводами алюминиевым кофром.

Я смотрел вниз. Далеко внизу осталась река, превратившаяся в жуткий рассадник непонятно каких тварей. Кто-то спланировал всё это, кто-то ведь притащил сюда, что называется, «исходник», кто-то отвёл ручьи с горных склонов, направил их в глубь толщи скал... кто-то построил запруду. Поставил фильтры. И, в конце концов, куда делось население?..

Об этом я решился спросить самого особиста, когда тот покончил с шифровками. Дальше мы в этот день двигаться, ясное дело, не собирались.

– Население?.. Ах да, вас, очевидно, информируют на «необходимо-достаточном» уровне, штабс-ефрейтор. Мы их отыскали. Никуда они не делись. Просто была паника. Очень большая паника.

– Но что же её вызвало, господин риттмейстер?..

– А вот про это никто рассказать так и не смог, – сказал он с неприятным смешком. Губы его искривились. – Сам поймёшь почему?

Я почувствовал, что

желваки на скулах каменеют, а кулаки сжимаются словно сами собой.

– Они бежали в панике из городов... а в степях их настигли. Вы нашли...

– Кладбища. Поля дочиста обглоданных скелетов, штабс-ефрейтор. Брошенные машины, поезда... здесь построили несколько монорельсов. В городах... тоже многих нашли.

– И никто не передал сообщения? Никто не оставил записки? Даже... десант или... ваши?

Сейчас гестаповец казался почти что человеком. Руки его чуть заметно вздрагивали, и точно так же, едва заметно, подёргивалась жилка в углу глаза.

– Штабс-ефрейтор. Я знал, что ты будешь задавать вопросы. Я специально запросил разрешения довести до тебя эти сведения. О записках я говорить ничего не могу. Равно как и об их отсутствии.

– Я не понимаю, господин риттмейстер, – сказал я со всем возможным почтением. – Если мы столкнулись тут с непознанным, с Чужими, то от того, насколько верной окажется информация о противнике, зависят все наши жизни, от этого зависит дело Империи. Фатерлянд в опасности! Я, простой штабс-ефрейтор, рождённый на далёкой планете, отнюдь не принадлежащий к «стержневой расе», – чувствую это! Господин риттмейстер, вы должны чувствовать то же самое. Так почему же не сказать? Мы, в конце концов, были на Зете-пять. Видели всякое. Тех же детей-монстров, которые...

– Некоторые данные позволяют предположить, – сухо перебил меня гестаповец, – что немало убийств... оставшихся в городах... совершено именно такими «монстрами», штабс-ефрейтор. На сей раз они действовали умнее, чем на Зете, штабс-ефрейтор. Они быстро учатся. Гарнизон не успел ни передать сигнала тревоги, не успел занять оборону. Записки... они не успели. В свои последние минуты они дрались. И ничего больше. Никто, штабс-ефрейтор, никто так и не успел нацарапать хотя бы пару слов. Мы искали как могли. Может, у кого-то была видеокамера. Может, что-то смогли сделать местные репортёры – они порой бывают расторопнее разведки. Пока, насколько я знаю, – ничего. Но я тоже могу быть, – он невесело усмехнулся, – быть информированным на необходимо-достаточном уровне. Пределы какового, сам понимаешь, определяю не я. – Он отвернулся. – Поля скелетов, штабс-ефрейтор... – тихо проговорил секурист, и голос вновь показался мне почти человеческим. – Я видел многое. Но такого... не тела, не трупы. Костяки, словно им уже много-много лет. Вылизанные дочиста. Досуха. Костяки большие, маленькие... мы находили целые автобусы с детьми. Их, наверное, решили эвакуировать первыми.

Я услышал скрежет своих собственных зубов.

– Господин риттмейстер... я думаю... те же самые существа...

– Об этом я тоже подумал. И девочки, – он мотнул головой в сторону своих спутниц, – тоже.

– Но если они такие могущественные, почему не разделались так же легко с нами? В конце концов, поселенцы на Омеге...

– Были достаточно смелыми и находчивыми людьми. Верно, штабс-ефрейтор. Я тоже встал в тупик перед этой загадкой. Для себя я пока что объясняю это «эффектом первого удара».

– Что-то очень мощное, но короткоживущее, что можно использовать только в начале операции, подверженное быстрому саморазрушению?

– Ты читаешь мои мысли, штабс-ефрейтор Я не учился у профессора Бреслера, но тоже немного разбираюсь... в предмете. Биологическое оружие нового рода. Мы можем фантазировать на предмет их облика или способа убийств, но факт остаётся фактом. Что-то возникло на планете, очистило её от людей. . и самоуничтожилось.

– И не исключено, что эта слизь в реке и коричневые пузыри – только начальный период нового синтеза, – прибавил я. Секурист кивнул головой