Череп Шерлока Холмса

Гейман Нил

Я нашел в себе силы добраться до буфета и налил еще рюмочку бренди.

Леди Тория возникла рядом со мной и налила себе шерри.

— Позволю себе спросить, вы давно женаты? — сипло осведомился я.

— О, целую вечность! Лет, наверно, тридцать. Надо спросить у Эдварда, он знает точно. Ах, доктор, как мы были тогда молоды! Юноша и девушка, почти дети, Шотландия, вереск цветет… Ах, волшебная пора! Все было так невинно, так свежо — какие мы были тогда глупенькие. Эдвард сказал, что, как честный человек, должен жениться — я согласилась, дурочка. Тайный брак… Нас обвенчал сельский священник — в Шотландии, знаете, не так следят за формальностями. И мы на следующий же день разъехались — он в Кембридж,

я в Италию. Я очень переживала потом, что вышла замуж — влюбленность в Эдварда прошла, а в Италии я встретила Марио. Какое счастье, что я так вовремя вышла за Эдварда! Марио этот был, конечно, сущим авантюристом, жиголо, как сейчас говорят, я бы доставила с этим Марио уйму хлопот моим родителям — если бы не брак с Эдвардом. Я ведь тогда думала, что брак — это нечто святое и нерушимое. И страшно мучилась, юная идиотка, что испортила себе жизнь.

С саквояжем в руке вышел Холмс. Он переменил костюм и, кроме того, обзавелся усами, бородкой и очками.

— Ватсон, если будет докучать Лестрейд, я уехал на континент. Выдумайте там что-нибудь правдоподобное, вы же умеете.

Они уже давно ушли, оживленно переговариваясь, а я сидел, пил бренди и тупо смотрел перед собой, пытаясь привести в порядок рухнувшую вселенную. Вот так живешь бок о бок с человеком, знаешь, казалось бы, его досконально — и в конце концов получаешь подобный сюрприз.

Я внимательно изучил газеты, нашел скромное сообщение о венчании Роберта Вульфа и Энн Шеррингфорд, которое должно было состояться в небольшой деревенской церкви. Наверняка оно не было бы таким скромным, если бы кто-нибудь узнал, что безликий мистер Шеррингфорд и знаменитый моими усилиями Шерлок Холмс — одно и то же лицо. Я представил себе заголовок в «Дейли телеграф»: «Великий женоненавистник показывает свое истинное лицо! Человек-машина и его семья!..»

Получили объяснение все его таинственные отлучки якобы на континент и Великое Исчезновение, из-за которого так взъелись на меня издатели и читатели!

Поистине то была ночь моего великого позора! Если бы скандальная женитьба Холмса выплыла наружу, я стал бы посмешищем, на меня бы показывали пальцами. Муж леди Тории! Я вполне понимаю, почему они жили раздельно: Холмс явно не смог бы ужиться под одной крышей с ураганом, леди Тория не смогла бы вытерпеть в своем доме вопиющую безалаберность Холмса. Ни ей, ни ему не нужен был тот домашний уют у камина, который я так ценил в нашей совместной жизни с моей милой Мэри. Две незаурядные натуры должны были существовать отдельно друг от друга, и они прекрасно существовали врозь, уважая интересы каждого и сохраняя взаимную привязанность, а может быть, даже и любовь. Во всяком случае Энн Шеррингфорд было не тридцать лет, а всего двадцать два.

И не в силах терпеть потрясение в одиночку, я вышел на улицу и побрел по празднично освещенным улицам, среди возбужденных гуляющих людей. Ноги сами понесли меня в направлении южного Кенсингтона, и с первыми лучами солнца я обнаружил себя у дома, где жила моя Мэри. Было, конечно, еще слишком рано, и мне пришлось подождать до того часа, когда сонная служанка, возвращаясь с праздника, открыла дверь своим ключом. Я не стал ожидать, когда проснется моя милая Мэри, и поднялся к ней в спальню. Сел на низкую скамеечку у ее ног и стал смотреть на родное лицо. Она почувствовала, наверное, сквозь сон мой взгляд и открыла глаза.

— Мэри! Боже мой, Мэри, как я люблю тебя!

Она вздохнула, но в ее взгляде не было раздражения.

— Доброе утро, Джон. Ты, вероятно, выпил бочку бренди, — сказала она. — Тебя можно использовать вместо спиртовки.

Что я мог ответить?

— Мэри, — попросил я. — Прости меня, старого дурака. Я не могу жить без тебя!

И что там еще я мог бормотать, склонив поседевшую голову ей на плечо…

P.S.

Как

ни странно, именно эта история и примирила меня с Мэри. Когда я рассказал о леди Тории, моя жена расхохоталась и, целуя меня, заявила, что если Холмс вел двойную жизнь, то такому выдумщику, как я, сам Бог велел.

Мы снова стали жить одним домом, одной семьей, душа в душу. Леди Тория заочно стала чем-то вроде родственницы, и я часто слышал за завтраком от Мэри, листающей газеты: «Леди Тория основала женский автомобильный клуб… Леди Тория учредила приз для женщин-яхтсменов… Леди Тория провела показ разработанных ею женских брючных костюмов»…

Роберт и Энн Вульф вскоре одарили мир ребенком, и, еще не рожденное, это дитя стало объектом душераздирающих ссор. Мистер Вульф мечтал назвать своего сына Нероном в честь незаслуженно обиженного историками римского императора. Миссис Вульф предпочитала простое имя Томас. Леди Тория никаких имен не называла, но возражала как против Томаса, утверждая, что Томасы сплошь зануды, так и против Нерона, так как ей были противны исторические и географические аллюзии: «Меня саму назвали в честь Таврии и всю жизнь донимали шуточками, что мой муж вынужден заниматься тавромахией. Эдвард дразнил меня Кримией и объяснял, что именно поэтому любит криминалистику. А если бы в год моего рождения шла не Крымская война, а война с папуасами, меня назвали бы Папуассией — разве не ужасно?»

Родилась, однако, девочка, которую почему-то никто не ожидал.

Холмс в 1903 году отошел от дел и стал разводить пчел в Суссексе — так я писал в рассказах, оправдывая то обстоятельство, что он перестал заниматься расследованием как громких, так и особо деликатных случаев. На самом же деле он поселился недалеко от Дарэма, разводил розы и умилялся — на мой взгляд, отвратительно умилялся и сюсюкал! — качая в колясочке свою первую внучку. Он, правда, не забывал обо мне и время от времени подкидывал мне какую-нибудь историю из своего архива, но внучка и розы стали для него дороже криминалистики. Я старался навещать его пореже, потому что он буквально терзал меня вопросами из области педиатрии. К прежней работе его могло вернуть разве что-нибудь экстраординарное, угрожающее его ненаглядной малышке Вирджинии.

Послесловие и комментарии авторов

Эта книга не ставит перед собой целью описать одно или несколько дел Шерлока Холмса, которые не счел нужным осветить доктор Ватсон. Скорее, это попытка ответить на некоторые вопросы, которые возникают у внимательного читателя произведений Артура Конан Дойла. К примеру, как получилось, что Шерлок Холмс не занимался расследованием дела Джека Потрошителя? Или же, если он им занимался, почему доктор Ватсон не стал его описывать? По какой причине в одном из рассказов жена именует доктора Ватсона Джеймсом? И вообще, сколько у него было жен? Он женился, если сравнивать даты, примерно за год до встречи с Мэри Морстен, потом женился уже на ней, к возвращению Холмса из небытия уже был холостяком, ибо без проблем перебрался снова жить на Бейкер-стрит, а в двадцатом веке у него уже опять есть жена.

Основными материалами, которые послужили фундаментом для повести, были, разумеется, первые три тома из знаменитого «огоньковского» собрания сочинений Артура Конан Дойла (М.: Правда, 1966), а также не менее знаменитый сериал с Василием Ливановым и Виталием Соломиным в главных ролях. Имя уважаемого доктора в этих двух источниках звучит по-разному, причем оба варианта не передают точно английское произношение. Мы выбрали имя Ватсон как наиболее утвердившееся в русской традиции, особенно после телесериала. Честь убийцы собаки Баскервилей в повести отдана Лестрейду, как это соответствует сериалу, а не первоисточнику, — в память о заслугах Бронислава Брондукова.