Череп Тимура

Бакшеев Сергей

– Возможно. Но надо понять, что является первопричиной: храм или святые кости, хранящиеся в нем?

– Конечно же останки уникальных личностей! Иногда мощи специально перевозят в другую страну. К ним идут страждущие. Известны сотни случаев, когда люди получали исцеление, прикоснувшись к десницам преподобных, которые при жизни славились праведными поступками.

Тихон задумчиво произнес:

– Есть многое на свете, друг Горацио, что неподвластно нашему уму.

– Вот именно! Хорошо хоть Шекспир для тебя авторитет.

– Во всем этом что-то есть.

– Ну, наконец, достучалась!

Заколов

провел растопыренной ладонью по лбу и надавил двумя пальцами в уголки закрытых глаз. Если бы Евтушенко сейчас заглянул в комнату, он бы понял, что Тихон систематизирует разрозненные мысли, и ему лучше не мешать. Но Тамара Кушнир относилась к нетерпеливым натурам. Она легонько толкнула Тихона ногой.

– Заколов, не спи.

Тихон, не открывая глаз, принялся рассуждать вслух:

– Допустим, есть люди, обладающие огромной разрушительной энергией: безжалостные фараоны, императоры, завоеватели, как тот же самый Тимур. Назовем их людьми тьмы. После смерти их энергия, согласно закону её сохранения, не может бесследно исчезнуть. Об этом упомянул и Касымов. Она должна трансформироваться в иной вид или сохраниться в останках. То же самое происходит и с благотворной энергией святых людей. Закон один и тот же. Если известны случаи воздействия святых мощей, то аналогичные процессы должны происходить и со скелетами завоевателей. Но святые мощи хранятся открыто, их энергия постоянно расходуется. В отличие от них, тела великих завоевателей покоятся в глубоких каменных могилах под тяжелыми надгробиями в больших мавзолеях. Останки Наполеона спрятаны в шести вложенных друг в друга саркофагах, фараонов вообще закрывали грандиозными пирамидами или хоронили в скалах. Возможно, это неспроста. Человечество на уровне инстинкта самосохранения консервировало вредную энергию, создавало препятствия к ее выходу. А когда останки извлекались, необузданная энергия вырывалась наружу, и тогда…

– Как ты грамотно все объясняешь, – не выдержала Тамара. – Моей статье недоставало именно такого научного аспекта!

Заколов открыл глаза и сжал пальцы.

– Это слишком неправдоподобно. Лучше не увлекаться этой теорией. Она опасна.

– Но справедлива.

– Не знаю. Меня больше интересует, как ты собираешься измерить энергию биополя Тимура?

– Я думаю, мы ее почувствуем на своей шкуре.

– А если нет?

– Есть один знакомый студент-физик. Он создал прибор, который и не такое может. Но в его разработки тоже никто не верит.

– Так возьми этот прибор – и в мавзолей.

– Прибор работает только в паре с институтской электронно-вычислительной машиной. Как ты знаешь, ее невозможно переместить, – торопливо ответила Тамара, поджала коленки и наклонилась к Тихону: – Кроме того, я не сказала самого главного.

– Чего?

– Малик Касымов поведал мне об еще одном важном факте.

– Как я понимаю, он имеет отношение к захоронению.

– Непосредственное. Касымов увлекся воспоминаниями и проговорился. Затем спохватился, но было поздно. Он только попросил никому об этом не рассказывать.

– Любопытно.

– Я в статье все-таки сделала намек, хотя он предупредил, что это опасно. Тогда я не поверила.

– А сейчас?

– Сам видишь, что произошло. Меня выгнали, главного редактора уволили.

– О чем же ты узнала?

Девушка покосилась

на открытое окно и перешла на шепот:

– Касымов сказал, что череп Тимура…

В комнату вошел Евтушенко, лукаво посмотрел на придвинувшихся друг к другу молодых людей и усмехнулся:

– Эй, заговорщики, есть будем?

Тамара скептически поинтересовалась:

– Тебе удалось что-то приготовить из моих скудных запасов?

– Макароны с сыром.

– Мировая еда, но только пока горячая, – воскликнул Заколов и отправился на кухню.

7. Честь имею!

Генерал раздраженно отшвырнул пудреницу со стола Ефремова, выдернул тяжелые ящики, переворошил бумаги. Скоротечный обыск в кабинете профессора ничего не дал. При выходе Аверьянов-старший обернулся на идиотскую мазню, развешанную по стенам.

– Диссидент нераскрытый, – процедил генерал сквозь зубы.

Чернее тучи он сел в машину. Сын, опасавшийся лишний раз шевельнуться, со страхом ждал решения отца.

– В Кремль, – обреченно скомандовал генерал подчиненному.

Через двадцать минут бледный и потный Григорий Аверьянов посередине помпезного кремлевского кабинета выглядел довольно плачевно. Он закончил безрадостный доклад Хрущеву и, не дожидаясь реакции хмурого генсека, скороговоркой попросил:

– Никита Сергеевич, дайте недельку, исправлюсь. Перерою весь Узбекистан, но найду.

– Нет у меня недели! Ты подвел меня, подвел страну, твою мать! Весь Советский Союз поставил на колени! – взорвался генсек, привычно размахивая толстой рукой со сжатым кулаком. – Это предательство, измена! Под трибунал пойдешь!

Когда порыв ярости иссяк, он устало опустился в кресло и вызвал по селектору министра обороны. В приоткрывшуюся дверь просунулся Малиновский и подобострастно замер у порога. Хрущев, не поднимая взгляда, шевельнул пальцем, словно смахивал крошку со стола и приказал:

– Родион, арестуй генерала.

Малиновский приосанился и шагнул вперед. Григорий Аверьянов торопливо извлек из-за пояса пистолет. При входе кабинет он сдал дежурному пустую кобуру. Министр обороны напрягся, в глазах промелькнул испуг. Генсек сжался в кресле, его палец пополз к потайной кнопке под крышкой стола. В наступившей тишине отчетливо щелкнул затвор. Дрожащая рука генерала КГБ не могла справиться с оружием, ствол дергался во все стороны, пока не уперся в седой висок.

– Я искуплю. Сам, – прохрипел Аверьянов.

Он склонил голову, глаза забегали, наткнулись на рваные галифе. Генерал пригладил свободной рукой оторванный лампас и неожиданно гордо выпрямился. Взгляд стал ясным и твердым.

– Честь имею! – твердо отрапортовал генерал министру обороны.

Это были последние слова офицера. Грянул выстрел. Генерал рухнул лицом вниз на старинный мозаичный паркет из ценных пород дерева.

Хрущев быстро унял волнение, брезгливо поморщился и обошел распластанное тело, стараясь не ступать по пятнам крови. Он с силой толкнул высокую дверь и быстро пересек приемную, не глядя на испуганно вскочивших военачальников. После тяжелейших бессонных дней генсек испытывал облегчение. Теперь решение политического кризиса для него было очевидным. Военный конфликт с США без талисмана войны начинать никак нельзя. Придется договариваться.