Череп в небесах
Шрифт:
Я чувствовал содрогания подведённых к нам пищеводов. Каждый получал только ему предназначенное питание, и оно стремительно изменяло мультипотентные зародыши, делая их всё более и более специализированными. Скоро нам предстояло выйти в мир, на нашу первую и последнюю битву. Мы обучены распознавать врага. Мы не можем ошибиться, наши рецепторы, химически изменённые молекулы, распознают неприятеля. Мы не знаем сомнений и колебаний, нам неведомы страх и боль, мы не ведаем, что такое смерть, и не задумываемся о начале и конце собственного существования.
И только мы с Дарианой, частично люди, частично – биоморфы, части странной и страшной машины, могли прожить и прочувствовать всё это, пусть даже только в видении.
Хотя сейчас я уже почти не сомневался, что есть по крайней мере ещё один человек, носящий в себе ту же «кровь» биоморфов.
Я не знал, сколько прошло часов. Голоса Тучи звучали во мне всё громче, всё отчётливее, я напряжённо пытался взглянуть, наконец, на мир сквозь многофасеточные глаза парящих над Новым Крымом чудовищ, и мне показалось, что я почти уже вижу перебегающие нелепые двуногие и двурукие фигурки, когда слух буквально распорол скрежет железных петель, показавшийся мне в тот миг нестерпимо громким.
На пороге стояла Далька. Пистолет в её руке вонял свежим порохом и разогретым металлом.
Она швырнула к моим ногам связку одежды.
– Рус. Одевайся.
Я тупо таращился на неё, словно сомнамбула, и тогда она, всхлипнув, вцепилась мне в плечи, затрясла, словно плюшевого медведя.
– Рус! Рус, ну, очнись, ну, пожалуйста!
Кажется, она плакала. Ревела в голос, судорожно дергая меня так, что голова моя бессильно моталась из стороны в сторону.
– Сейчас… сейчас… – бормотал я. – Ты не сердись… Сава. Сава. Детское прозвище, из «Винни-Пуха», вечной книги.
Из той, где на форзаце нарисована карта Леса, подписанная в рамке: «рисавала Сава»…
– Ох, ох, ну что же ты наделал…
Кое-как ей удалось поставить меня на ноги и выволочь из карцера. Мы оказались между сараями, наполовину охваченными огнём, и в сознание моё ворвался яростный рёв штурмующих позицию «хеншелей».
Валленштейн. Он понял, что операция провалилась, и сделал то единственное, что требовало от него сухое, холодное военное воспитание образцового (до определённого предела) имперского офицера. Он ударил по известным ему координатам.
Мы не вызывали огонь на себя, как положено в военно-патриотических фильмах, однако огонь сам нашёл нас.
– Бежим! – взвизгнула Далька прямо мне в ухо, и мы побежали – сквозь пламя, сквозь разрывы, сквозь вой режущих воздух осколков.
Туча над нашими головами исчезла, сменившись горящими облаками, словно их пропитали напалмом и подожгли. Ферма пылала, вернее, пылали оставшиеся от неё жалкие останки, на земле я увидел тела в форме федералов, а Далька с неженскои силой все тащила
Где мой отряд? Все мои люди?..
Но транс и слияние с Тучей так просто не проходят. Последнюю сотню метров Далька в буквальном смысле тащила меня на спине.
И, наконец, мы оба без сил свалились в узком овражке, оставив позади гудение огня и гром разрывов.
Свалились – и вперились друг в друга полубезумными, застывшими взглядами.
– Даля… Сава…
– Рус… ну что ж ты, Рус…
Она плакала. Слёзы чертили белые бороздки на покрытых копотью щеках.
– Опять попался, да? – я постарался улыбнуться. – Дариана – хитрая стерва…
– Она хотела меня убить, – вдруг отчётливо произнесла Далька, усилием воли подавляя рыдание. – Когда позвала. И вытащила пистолет. Наверное, это был единственный способ заставить тебя говорить… Я права?
Я кивнул. Далька всегда отличалась проницательностью… и только случившееся со мной осталось от неё скрытым.
– Я поняла, – бесцветным голосом человека, у которого только что рухнул весь мир, проронила Даля. – Рус… я оплакала тебя… думала, что ты… а потом узнала, что таки нет. Дариана боялась тебя. Она…
– Сава, нам надо убираться отсюда. Найти укрытие. Не знаю, в курсе ли ты, но Дариана запланировала тотальный геноцид всех наших на Новом Крыму. Всех русских. Остаться должны только переселенцы, не зря их стянули в Севастополь. Остальных… ну, ты знаешь. Поля скелетов, как на Иволге, как на Омеге-восемь.
Далька зажала рот перепачканной ладонью.
– Сейчас Туча обрушилась на имперцев. Но не только на них. На защитников Сибири тоже. Даля, ты можешь что-нибудь сделать? Ты была с Дарианой, есть ли…
– Рус, я не имею власти над Тучей, – она опять плакала, изо всех стараясь, чтобы голос не дрожал. – Никто не имеет, кроме Дарианы. Только она…
– Неудивительно, – мрачно сказал я. – Кто ж доверит кому такое сокровище… Даля, нам надо выручить моих людей и…
– Твоих?! Имперцев? Фашистов?! – она в ужасе отдёрнулась.
– Да какие они фашисты… они и слова-то такого никогда не слышали, ибо книг не читают. Обычные солдаты, не ангелы, не демоны… не каратели, не гестапо. Без Империи нам не справиться с «матками» и Дарианой, Даля.
– А свобода?! За что мы тогда боролись? Рус, приди в себя!
– Я давно пришёл. Потому-то и вступил тогда «в ряды». Потому что диверсиями и редкими терактами мы ничего никогда бы не добились. С террористами не ведут переговоров, их уничтожают. А иногда их выстрелы, как Гаврилы Принципа, дают повод к мировым войнам. Но давай сперва выберемся отсюда! А потом уже и потолкуем…
– Почему ты мне ничего не сказал?! – она гневно упёрла руки в бока. – Почему ты обо мне совершенно не подумал? Что я должна была чувствовать – тебе всё равно?!