Черепаха Тарази
Шрифт:
Фаррух - предупредительный и подобострастный - вывел лошадь путешественника из-под навеса и тут же бросился помогать Тарази седлать ее, а сбоку седла привязать и клетку, ибо Тарази решил возить с собой чучело варана, боясь, как бы торговцы не похитили его.
Тарази был поэтом и ученым. И если, самовыражаясь в своих записках и бурлесках, он всякий раз освобождался от черной хандры и неверия, то занятия наукой снова ввергали его в холод отчаяния и сомнения. Углубляясь в суть, сверля ее до самого дна, обобщая и находя связи там, где, казалось бы, нити не сходятся, он снова поддавался отчаянию и замыкался, уходил в себя,
Но в этой раздвоенности - его суть, сам образ жизни, судьба, и даже злополучный варан, из-за которого он услышал от торговцев столько нелестного, был дорог ему, нужен для опытов.
Варана он отловил в пустыне, и пока блуждал и странствовал, выплачивая во встречных городах большие пошлины за перевозку песчаного крокодила, варан не выдержал и сдох, но и мертвый он был полезен ученому.
– Я заберу с собой клетку. Так что будьте спокойны!
– сказал Тарази серьезным и властным тоном, и человек проницательный, не такой суетный притворщик, как Фаррух, мог бы сразу догадаться, что надменность - это лишь его маска, чтобы не выглядеть легкомысленным.
– От души вам признателен, - поклонился Фаррух и подбежал с покрывалом, чтобы помочь Тарази закрыть клетку от любопытных глаз горожан.
Тарази потянул лошадь за собой и, выйдя за ворота, сразу же смешался с толпой, которая неведомой силой втянула его в свою среду и, толкая со всех сторон, увлекала волной помимо его воли куда-то.
Но путешественник все же, выглядывая из-за голов, замечал, что город этот внешне не отличается от десятков других, уже виденных им на плоскости двух соседних пустынь - Кызылкумы и Каракумы, - одно-двухэтажные дома, слепленные из белой глины, башни из красного кирпича - и все это вокруг пятачков пестрых базаров.
Улучив момент, когда волна ослабла, Тарази выскочил в сторону узкой улочки, побродил по ней немного и понял, что даже самый опытный соглядатай, высматривающий, где что плохо лежит или скрыто от посторонних глаз, может запросто заблудиться в этом городе. Ведя за собой лошадь мимо базара, Тарази вдруг вышел к знакомому постоялому двору, сконфуженный, просунул голову в ворота и встретился взглядом с перепуганным насмерть Фаррухом, который почему-то отчаянно замахал руками.
Удивленный этим странным обстоятельством, Тарази потянул лошадь назад-, побродил среди базарной толпы, где всякие плуты, не церемонясь, сбрасывали покрывало с клетки, но, увидев вместо ходового товара чучело крокодила, с проклятиями убегали прочь.
"Надо вернуться к слуге, он-то наверняка знает, как выйти из этой заколдованной улицы", - решил Тарази и снова появился возле постоялого двора.
Но едва голова его показалась в воротах, как Фаррух, седлавший чью-то лошадь, спрятался, и Тарази не успел даже заметить куда: за стог сена или за тюк с шерстью?
И тут на Тарази напию такое шутливо-вздорное настроение, так ему захотелось от души посмеяться над плутоватым слугой, что он, не медля, забежал за угол, а Фаррух, высунувший в это время голову из-за тюков, был немало удивлен, что и гость почему-то
"Он сейчас весь в заботах о наследстве пропавшего хозяина к боится, что я могу разоблачить его", - усмехнулся Тарази и, привязав лошадь у ворот, решительным шагом направился туда, где скрылся слуга, но ни возле тюков и мешков с солью, ни за стогами сена Фарруха не было.
Боясь, как бы не увели его лошадь, Тарази бросился назад к воротам и тут столкнулся лицом к лицу со слугой, который как ни в чем не бывало на-тягивал веревки, прикрепляя клетку к седлу.
"Что же вы играете?.." - хотел пожурить его Тарази, но сдержался, подумав, что глупо пререкаться на улице, на виду у незнакомых людей.
– Объясните, как мне проехать в центр города, к дворцу Денгиз-хаиа?
– К центру города?
– переспросил Фаррух и с виноватым видом стал прикладывать руки к груди, кланяться.
– Простите, я приезжий... Я никогда не был в центре... Спросите, пожалуйста, у кого-нибудь...
– Как приезжий?! Сколько же вы тут живете?
– прищурился от подозрений Тарази.
– Семь лет... Но чтобы не чувствовать себя приезжим, вы должны прожить здесь не меньше двадцати. Таков обычзй. Но и после двадцати лет вы все равно будете считаться чужаком, - забормотал Фаррух и, извинившись, побежал во двор прислуживать кому-то.
Поистине глупое положение, из которого наш путешественник сам должен был теперь выпутываться.
И Тарази пошел по левой стороне, где был постоялый двор, внимательно глядя на правую, в надежде увидеть какой-нибудь переулок между заборами, просвет или дыру. Но кончался один дом - и сразу же начинался другой - и вес сплошным рядом.
"Может, дома здесь с двумя воротами, как в Кугуктепе?
– подумал Тарази.
– Одни выходят на эту улицу, другие на соседнюю, параллельную? А что, если я заплачу какому-нибудь домовладельцу и пройду через его двор?"
Тарази постучал в первые попавшиеся ворота, и на стук вышел старик, в напряжении открывший рот, чтобы слушать.
– Простите приезжего... Я подумал, что мы легко договоримся, если я заплачу вам, чтобы пройти через двор ко вторым воротам на другую улицу, от смущения несколько вычурно заговорил Тарази.
– Какие ворота?
– переспросил старик и посмотрел назад, на свой голый, без единого деревца двор, как бы ища ворота, о которых говорит Тарази.
Наш путешественник из любопытства тоже заглянул, но вторых ворот не увидел - глухая стена закрывала улицу, куда он желал попасть.
– На ту, соседнюю, - пробормотал Тарази, все еще надеясь, что туда есть какой-нибудь ход.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, - ответил старик.
– Кроме этой своей улицы, я не знаю другой...
– Но ведь она должна быть! Или вы хотите сказать, что весь город - это кольцо, по которому я брожу уже битый час.
– Простите, - сказал домовладелец, - но я не в силах отвечать. Видите, в каком я возрасте? Я устаю, когда говорю больше двух-трех слов в день. Приходите завтра, возможно, я сумею ответить еще на несколько вопросов. Но для этого вы должны хорошенько обдумать ваши вопросы, чтобы я мог толково ответить. Иначе вы опять утомите меня...