Черепаха Тарази
Шрифт:
– Кажется, сегодня вы никому не назначали аудиенции?
– Это же мой самый лучший друг!
– воскликнул Денгиз-хан и подпрыгнул сначала на одной, потом на другой ноге от восторга.
– Он приходит ко мне, когда пожелает...
Тарази растерянно смотрел на государя, ведь он знал, что после такого горячего приема обязательно последует возмездие. Как всякий маленький монарх, Денгиз-хан станет действовать хитростью. И путешественник решил поэтому тут же признать свою вину, извиниться, что оказался непрошеным гостем во владениях Денгиз-хана.
–
– начал было Тарази оправдываться.
– Я совсем не хотел беспокоить... Виной всему любопытство, которым страдает большинство путешественников...
– А как вы доехали, друг мой?
– притворился, что не придал значения его словам, Денгиз-хан. Он взял Тарази под руку и отвел в глубину парка, доверительно наклонив голову в его сторону, словно готовился выслушать нечто очень приятное.
– В прошлый раз вы обещали привезти мне личное послание Чингисхана... где бы он признал меня своим старшим братом...
– Да вы, верно...
– угрюмо пробормотал Тарази, не зная, как извиниться перед Денгиз-ханом.
– Я готов, ваша светлость, удовлетворить местный закон и заплатить штраф...
– Понимаю, понимаю, - закивал Денгиз-хан.
– Сейчас моему младшему брату Чингисхану не до наших дел... пока он полностью не истребит ненавистное племя тангутов... и не сровняет с землей Пекин... Но время быстротечно, пусть он ухватится за мою теплую, нежную руку брата, которую я ему протянул. Иначе я могу обидеться, и в тот момент, когда он протянет свою руку, я спрячу свою за спину...
Гольдфингер, продолжавший, видимо, ревновать, закашлял над самым ухом Тарази, чтобы прервать их интимную беседу, за что тут же получил от Денгиз-хана работу.
– Друг мой Гольдфингер, - любезно молвил Денгиз-хан, - мне хочется дать нашему гостю краткую аудиенцию.
– Слушаюсь, - с мрачным видом поклонился Гольдфингер и сразу же ушел за забор, куда указывала стрелка.
– Гольдфингер - мой гость, - пояснил хан, - иногда он останавливается у меня месяц-другой, а потом следует дальше по своим торговым делам. Сделав паузу и беспокойно оглядываясь по сторонам, словно боясь, что их могут подслушать, Денгиз-хан вдруг спросил: - Скажите, а война уже близко?
– С кем?
– не сразу понял Тарази.
Денгиз-хан сделал обижешгую мину и печально молвил:
– Вы знаете, я самый несчастный правитель на свете. Потому что мне достался суеверный, вздорный народец... Вот свежий пример: сегодня на пустыре увидели черепаху... очень большую черепаху, невероятных размеров. И все сразу же заговорили о войне. И нашлись даже такие, кто уверяет, что эту черепаху как предупреждение, как дурную примету прислал... кто бы вы думали? Мой младший брат Чингисхан... С другого конца света, из Пекина... Вот над каким народом господь поставил меня...
– Денгиз-хан прищурился, посмотрел на Тарази, ожидая, что он на это скажет.
– Право, не знаю, ваша светлость... Но смею вас заверить, что сейчас вашему городу грозит не Чингисхан, а песок... Четыре года назад я проезжал мимо вашего города, правда не въезжая
– Но не успел наш путешественник договорить, как услышал громыхание, а потом увидел, как Гольдфингер торопливо везет что-то в тачке. Он испытующе смотрел то на эмира, то на Тарази, и видно было, что он беспокоится, думая, не пропустил ли что-нибудь важное из их беседы.
Гольдфингер остановил тачку и стал вынимать оттуда нечто довольно громоздкое и запутанное, а когда развернул на траве, Тарази увидел, что привез он качели.
Обмотав себя вокруг талии веревкой, Гольдфингер ловко вскарабкался сначала на одну шелковицу, потом на другую, укрепляя веревку и натягивая качели. Легкие, отделанные шелком и бахромой, они сразу же стали раскачиваться от ветерка.
Эмир же, чтобы не отвлекать своими разговорами ревнивца Гольдфин-гера, осматривал в это время лошадь Тарази. Поглаживал нежно хвост, тыкал пальцем в бок животного, опускался на корточки, чтобы пощупать копыта, и при этом, довольный, чмокал, а Тарази, напряженный, держал лошадь и боялся, как бы Денгиз-хан не спросил, что там в клетке под покрывалом.
– Прошу, мой курфюрст!
– сказал Гольдфингер, закончив с качелями. Эмир с радостным возгласом засеменил и ловко сел на качели. Покачиваясь, он закрыл глаза от удовольствия и запел неожиданно:
Спите, дети-шалуны, вон Гольдфингер к вам идет.
Ах, мечты, ах, мечты...
Всем, кто плохо жил на свете, наказанье он найдет.
Ах, мечты, мечты, мечтанья... Кто шалил - от наказанья
Не уйдет, не уйдет...
– Браво!
– захлопал Гольдфингер, еле заметно усмехаясь в ус.
– Ну, как вы себя чувствуете, мой курфюрст?
– Я умиротворен! Этот сад, эти качели и вы, друзьям мои... Я так одинок. Но зачем роптать?! "Спите, дети-шалуны, вон идет Гольдфингер..." Сколько раз благодаря этим качелям мы избежали неприятностей, - сказал Денгиз-хан, сладко покачиваясь.
– Много раз, мой курфюрст, - с готовностью ответил Гольдфингер, словно ждал похвалы.
– Вот сегодня, например, - продолжал Денгиз-хан раскачиваться, - когда мне сказали, что у нас появилось это чудовище... Оно еще и поныне там, на пустыре, но я спокоен. Хотя народ упрямо твердит о каких-то дурных приметах...
Гольдфингер взял конец веревки и стал помогать эмиру раскачиваться.
Тарази помешкал, но тоже взял другой конец, ибо вся атмосфера, в которой развлекался эмир, располагала к дружелюбию.
– А сколько вы заплатили тому человеку, который провел вас через тоннель?
– не открывая глаз, вдруг спросил Денгиз-хан. И добавил доверительно: - Я построил эти тоннели на случай войны. И растратил всю казну. Но пока войны нет, я подумал: тоннели могут пополнять казну за счет путешественников, желающих меня лицезреть. Если еще один год Чингисхан не нападет на нас, тоннели себя полностью окупят.