Черепаховый суп
Шрифт:
Давным-давно, в Амстердаме, на праздновании Нового года, мы с Буги, пьяные и забитые спидами по самую стратосферу, завалились в какой-то местный тату-салон. Какого хрена он работал в новогоднюю ночь – не знаю, но, по всей видимости, его хозяин не прогадал: очередь к мастерам выстроилась солидная. Нас это, впрочем, не напрягало. Мы тут же перезнакомились со всеми, угостились у кого-то травкой, несли какую-то чушь, выслушивали такую же в ответ, и время пролетело незаметно. До полуночи оставалось несколько часов, когда нас с Буги усадили в соседние кресла.
–
А мы с Буги чуть не упали о смеху, потому что вдруг осознали, что понятия не имеем, на хрена пришли сюда и какие татуировки хотим сделать. Мы же случайно забрели в салон, просто увидели, люди тусят, и вошли. А перед этим сбежали с какой-то площади, потому что от того, что там происходило, могло запросто снести крышу. Там, над площадью, висел гигантский экран, и на нем крутили клипы, но звука не было. Площадь была забита людьми, и все поголовно танцевали кто во что горазд. В полной тишине. Я поймал какого-то пробегающего мимо юнца и спросил, почему выключена музыка.
– А зачем она? – удивился он. – Все равно каждый танцует под свою.
Короче, в чем тут кайф, мы с Буги так и не словили. Поприкалывались, конечно, с полчаса, но потом дали оттуда деру. Слишком инфернальная была картинка для наших расслабленных мозгов.
Так вот, мы угорали, мастер спокойно ждал, пока мы придем в себя, а потом Буги вдруг ткнула пальцем куда-то над его плечом и воскликнула, как юная дурочка при виде своего кумира:
– Его! Хочу его! Сделай мне это!!!
Я проследил за ее рукой и увидел, что она показывает на граффити, покрывающее стену над дверью, – видно, какой-то местный непризнанный гений ее расписал. Это была огромная голова смеющегося клоуна, который сжимал в зубах бонг.
– Но я хочу, чтоб у него было зеленое лицо и красные волосы! – добавила Буги.
– И мне, – решился я, – сделай такого же, только пусть у него будет красное лицо. А волосы зеленые.
– И пусть в каждом зрачке у него будут буквы, – заводясь, крикнула Буги, – в правом «М», а в левом «Б». Макс и Буги!
– Отлично!
– Какого размера делать зрачки? – меланхолично поинтересовался мастер.
Этим вопросом он нас просто доконал нас. Мы хохотали так, что кресла под нами жалобно застонали.
Короче, это был славный Новый год, и с тех пор каждый из нас носил на плече смеющегося урода с нашими инициалами в огромных зрачках.
Но что-то приходит, что-то уходит, и не стоит делать из этого трагедию. И принимать близко к сердцу тоже не надо. Ведь если прошлое не уйдет, мы так и не сможем добраться до будущего. Иногда это неплохо, но не всегда, далеко не всегда. Поверьте мне, я слишком часто закольцовывал свои пути, я это знаю.
Отвернувшись от Буги, я вскочил и сделал пробежку вокруг поляны. Просто так, чтоб растянуть мышцы. С сигаретой в зубах. Сквозь прекрасное утро.
В конце круга ко мне присоединился довольный Сабж. Он, подобострастно согнувшись, семенил рядом и с интонациями хорошо вымуштрованного лакея причитал:
– У масса хороший настроение. Масса добрый, масса не погонит меня на тростник, масса сам сделает завтрак.
– Ты же знаешь, какой из меня повар, – рассмеялся я. – Моими блюдами можно только местных тварей кормить. Неплохое, кстати, оружие массового поражения, не хуже игрушек Моргана-младшего.
– Твою мать, масса, – вздохнул Сабж и, мгновенно осветившись похожей на молнию улыбкой, ринулся к Буги. – Хозяйка, хозяйка выспался, хозяйка красивый и не опухший. Хозяйка делать завтрак? Сабж хочет кушать.
– Вот придурок, – рассмеялась Буги. – Ладно, разводи костер, сейчас что-нибудь сообразим.
– Макс! – позвал меня Сабж. – Макс, делай костер!
– А почему я?
– Потому что пожалуйста!
Собственно, для того, чтоб разжечь костер, нужно было просто натаскать из большой кучи сушняка и подпалить его. Пятиминутное дело.
33. Пятая магистраль
Прекрасное утро стремительно, как и все здесь, в центральной области планетарного диска, переродилось в чудовищный день. Солнце было похоже на раскаленную пуговицу с военного бушлата, намертво пришитую к небосклону. Казалось, оно не двигается, замерев в каком-то своем, звездном, параличе над изнывающей от зноя землей. Вода в пластиковых флягах очень быстро нагрелась и стала неприятной на вкус.
– Так будет весь день, – прохрипел, на мгновение выныривая из транса, Сабж.
Мы с Буги промолчали, сосредоточившись на том, чтобы сохранить силы и дыхание, не давая изнуряющей жаре выбить нас из колеи. Это было нелегко – хотелось заползти в кусты, спрятать голову в тени и уснуть тяжелым сном сиесты.
К полудню мы вышли к Пятой магистрали. Закованная в полуразвалившиеся латы некогда сплошной бетонной стены, она мертворожденным богом-полозом с бессмысленным упрямством тащилась в глубь Эпицентра. Воздух над Пятой магистралью зыбко колыхался, бетонные плиты стен и потрескавшийся, расползающийся асфальт впитывали жар и распространяли его вокруг себя.
– Мы так загнемся, – покачала головой Буги, – в этом крематории и часа не продержаться.
– А если и продержимся, то нас можно будет брать голыми руками, – согласился я. – Нельзя туда лезть.
– Можно рискнуть пойти вдоль магистрали, – пожал плечами Сабж. Он был измучен жарой еще больше, чем мы с Буги. – Но тогда я не гарантирую, что мы успеем пробиться к Нулевой засветло.
– Сколько до ближайшей, Сабж? – спросила Буги, вытирая рукавом лицо.
– Километров пять-шесть. По магистрали мы смогли бы дойти за час, а вдоль... Хрен знает, там все заросло, троп нет. Можно попробовать вернуться и завтра попробовать снова. Но я не уверен, что завтра будет лучше.
– А еще пути есть?
– Ну... Коллекторы.
О коллекторах под Пятой магистралью ходили жуткие легенды. По слухам, там обитали неспящие – твари, похожие на огромных червей. Ночью они выбирались наружу, а днем спускались вниз. Ни одна из групп, спускавшихся в коллекторы, наверх не вернулась. Говорили, что там ловушка на ловушке, комариная плешь на каждом шагу, а если и удастся обойти плеши, обязательно встрянешь в жаровню, и никакие гайки не помогут. Про коллекторы много чего говорили.