Через бури
Шрифт:
Шурика уложили в постель, и поэтому дальнейший отъезд по КВЖД в Маньчжурию и Китай невольно задерживался.
Шурик молча лежал и шевелил губами.
— Что ты все шепчешь, Шурочка? — с нежной заботой спросила мама.
— Считаю, — ответил тот, силясь наморщить забинтованный лоб.
Все покачали головами:
— Надо показать психиатру!
Владимир Васильевич пошел на вокзал договариваться о задержке дальнейшего следования теплушки. Когда Балычев, устроив все дела с теплушкой, вернулся
— Твоя мама так беспокоится о тебе. Что эго ты считаешь? Специального доктора хотят вызывать.
— Не надо.
— Почему?
— Я просто вспоминаю.
— О чем ты вспомнил, Шурик?
— Если какое-нибудь число, ну, двойку, два раза помножить на это же число, то будет восемь.
— Это возведение в куб. Вы во втором классе его не проходили. Вот когда будешь учить алгебру, тебе все будет понятно. Ты, мой мальчик, не мог этого вспомнить, — мягко сказал Балычев, гладя забинтованную голову Шурика.
— Нет, помню, — упрямо твердил мальчик. — Я вместе с Жюль-Верном еще и «Теорию чисел» читал. И тройку два раза помножить на тройку будет двадцать семь, а четверку — шестьдесят четыре, как на шахматной доске.
— Довольно, Шурик. У тебя, скорее всего, сотрясение мозга. Надо беречь себя. Шахматистом ты еще успеешь стать.
— Я хочу показать всем фокус. Я его вспомнил.
— Но ты должен лежать в постели.
— Конечно, — согласился Шурик. — Попросите Лелю и Нину помножить само на себя два раза двузначное число.
— Возвести в куб двузначное число, уйму времени девчонкам надо потратить! Зачем это тебе нужно? Получат огромное пятизначное или шестизначное число до миллиона, сравнимое с ценой керенок.
— Пока вы будете называть эти числа, я сразу скажу, какие двузначные числа умножались.
— Ты хочешь мгновенно извлечь кубический корень из таких чисел? Да мне, преподавателю математики, полчаса, а то и час пришлось бы над вычислением корпеть. Тебя, милый друг, просто надо лечить.
— Притом розгами, — послышался из другого угла комнаты голос тети Клаши.
— А вы попробуйте и доктору скажите, а он нужное лекарство пропишет.
— А может быть, попробовать? — робко спросила мама Шурика, сидевшая подле него.
— Ну, раз сама Магдалина Казимировна не против такого эксперимента, попробуем убедить больного, что ошибочно названные, взятые им с потолка цифры докажут серьезность его заболевания. А ну-ка, девочки, Леля, Нина, берите карандаши и бумагу.
— Ну, вот еще, — фыркнула Леля. — Стану я вместо приказчиков счетом заниматься.
— Даже кухарку надо уметь проверять, иначе плохой хозяйкой станешь, по миру пойдешь, — вмешалась тетя Клаша.
— Вашими устами да мед пить, — раздраженно сказала
— Если хотите, я подсчитаю, — предложила Званцева.
— Леля! — наставительно и с угрозой произнесла Клавдия Григорьевна.
Ослушаться мать старшая дочь не решилась и села за единственный стол рядом с Ниной.
— Пусть проверят друг у друга, — попросил Шурик.
— Не дам! — заявила Леля, пряча на груди бумажку. — Что я, приказчица какая?
— Да она боится, золотомедальница, что считать не умеет, — поддразнил сестру Мишка.
— Дай мне. Сама проверю, — подойдя к ней, властно потребовала мать и села за стол с карандашом в руке. — Ну, один фокус мы видели, посмотрим второй, — сказала она, исправив у Лели и передавая бумажку Балычеву, который проверил Нину.
Он громко и неспеша стал называть цифры:
— Двадцать четыре тысячи…
— Двадцать… — уже отвечал Шурик.
— …триста восемьдесят девять, — закончил инспектор…
— …девять, — закончил мальчик.
— Верно! Двадцать девять! Это я умножала! — воскликнула Нина и, наклонившись к Шурику, поцеловала его.
— Странно! — сказал Балычев. — Но один опыт ничего не доказывает. Кроме того, просил бы не прерывать преждевременными ответами оглашаемую более сложную, проверенную шестизначную цифру — семьсот четыре тысячи девятьсот шестьдесят девять. Прошу.
Мальчик сразу ответил:
— Восемьдесят девять.
— Пока вы тут фокусы показываете, я лучше схожу за газетой, — и, надев модное пальто, Леля вышла.
— Феноменально! — сказал Балычев, переводя взгляд с двери на мальчика. — Ты как будто знаешь, что умножали.
— Я вспомнил: двузначное число — это будто Прыгун, а умножение — это его прыжок.
— Здорово! — подхватил Мишка. — А деление — спрыгивание вниз, — и он залился задорным смехом.
— Что ты ржешь? — нахмурился Витя.
— Представил себе радость Владимира Васильевича, когда половина класса запрыгнула на парты, а половина — спрыгнула со скамеек и валяется на полу.
— Шутки неуместны, когда речь идет о здоровье Шуры, — строго одернул Мишу Балычев. — Итак, двузначный Прыгун прыгнул…
— Возвел себя в куб, как вы говорите. Называемое вами количество тысяч — это высота, на которую он прыгнул. Я смотрю куда он запрыгнул и оцениваю этот прыжок: высота ноль — ноль баллов, высота один — один балл, восемь — два балла, двадцать семь — три балла, шестьдесят четыре — четыре балла, сто двадцать пять — пять баллов, двести шестнадцать — шесть баллов….
— Вот чешет! Мне бы так! Из пятерочников не вылезал бы. У отца прибавку попросил бы, — вставил неугомонный Миша.
Сестры шикнули на него. Шурик невозмутимо продолжал: