Через бури
Шрифт:
— Так и от Наркомата тяжелой промышленности ему придется посещать заводы нашего профиля. Так что нам надо договориться не мешать друг другу и отправлять его в командировки по взаимной договоренности. А вы умеете, товарищ главный механик, убеждать и договариваться.
— Доживете до моих седых волос — всему научитесь не хуже, чем докладывали сегодня о теории сельсинов Впрочем, почему мы не даем самому Званцеву высказаться? — предложил старый механик — А то мы торгуемся, как на невольническом рынке.
— Ну как, невольник? Пойдешь на такое дело? — обратился Иосифьян к Званцеву.
Саша задумался,
— Сомневаешься? Тогда действуй по Корану. Посоветуйся с женщиной и поступи наоборот.
— Я уже посоветовался с самим собой, и кажется, поступаю наоборот.
— То есть? — разом спросили Иосифьян и Золотарев.
— Я не могу отказаться ни от того, ни от другого Я с юности влюблен в металлургический завод, а изобретению жизнь готов посвятить Буду слугой двух господ.
Кембридж! Маленький университетский городок с мировой славой своих ученых и сделанных ими открытии Опрятные улочки с разными уютными коттеджами. То башенка венчает фасад, то парадный вход украшен аркой. Добротные, каменной кладки маленькие замки, где обитают прославленные рыцари науки Есть здесь и одноэтажные дома-бунгало попроще, где ютятся студенты, снимая комнаты у обслуживающего персонала Встречаются и старинные английские трехэтажные дома со многими подъездами Каждый своего цвета. Если два подъезда разделены колонной, то она выкрашена в два цвета, в знак принадлежности разным владельцам обширных трехэтажных квартир с внутренней лестницей. Внизу гостиная, жилые и деловые комнаты — на втором этаже Спальни для хозяев, их детей и гостей с бытовыми удобствами — на третьем. И, конечно, кухня в полуподвале, рядом с подсобными помещениями.
Но главная достопримечательность Кембриджа — его университет. Старинные, чуть ли не крепостные здания старой Англии, со множеством богато оборудованных лабораторий, столетиями обогащавших науку новыми знаниями.
Особо прославилась в начале XX века Кавендишская лаборатория. Ее директор Эрнест Резерфорд за научные заслуги получил титул лорда Нельсона. Им гордилась вся Англия, а он, по справедливости, гордился своими учениками, в том числе выдающимся русским ученым, талантливейшим инженером, впоследствии академиком Академик наук СССР Петром Леонидовичем Капицей. Несколько лет проработал он в Кавендишской лаборатории Резерфорда, и вот пришла пора расстаться. Советское правительство отзывало своего ученого домой, создавая для него в Москве Институт физических проблем, куда предстояло передать из Кембриджа часть оборудования, созданного там Капицей.
По машинному залу, где рядом с многоглазым щитом с приборами бросался в глаза огромный маховик, как у былых паровых машин, прощально прогуливались два человека. Седой, гладко выбритый джентльмен с выправкой аристократа и коренастый, сжатый заключенной в нем энергией русский соратник Резерфорда Капица. Несколько лет проработали они вместе. Пришла пора расстаться.
Об этом и беседовали маститый учитель, основатель школы физиков, автор учения о радиоактивности и планетарном строении атома и молодой, брызжущий энергией и непостижимой инженерной выдумкой будущий русский академик и нобелевский лауреат Петр Капица:
— Посочувствуйте, сэр, каково мне расстаться с вами и со стенами вашей лаборатории, с этими электромагнитами,
— Как я мог сказать иначе, если сам выдвинул мысль о планетарном строении атома, как мог иначе спасти его гипотетическое население при каждом расщеплении, губительном для любого микро-, а быть может, и макрочеловечества?
Капица задумался: «Так вот чего боится метр!»
— Лучше вспомним о тех научных радостях, которые вы принесли сверхмощными магнитными полями, — продолжал Резерфорд. — Мне хочется поблагодарить вас.
— Скажем спасибо этому старомодному маховику, взятому, как острили шутники, из прошлого века пара.
— Не будем судить их строго. Кто мог догадаться, что маховик вам нужен не поддерживать движение, а для резкого его торможения при раскручивании до предела, пока не пробил стены своими обломками, получая при этом огромные мгновенные мощности и неведомой прежде силы магнитные поля.
«Но ведь не ради них отдавал маховик свою кинетическую энергию, — подумал Капица, — все же недостаточную для разгона снаряда электрическим путем, но об этом нельзя было сказать даже метру!»
Кинетическая его энергия пригодилась для получения и исследования сверхмощных магнитных полей, принесших Капице мировую славу.
Званцев, начиная со способа разгона снаряда в магнитном поле, не мог тогда представить себе беседу корифеев науки в далеком Кембридже. Ему еще предстоит узнать, что идеи носятся в воздухе и встречают одни и те же препятствия.
Уходя с Капицей из лаборатории, Резерфорд говорил:
— Я благословляю вас, Питер, на самостоятельное научное плавание на собственном исследовательском корабле физики. Уверен в своем восхищении вашими новыми достижениями. Не забывайте старика.
Они простились. Институт физических проблем, шутливо прозванный учеными «капишником», приютил у себя таких ученых, как академик Ландау. Референтом Капицы стал видный писатель научно-художественного жанра Олег Николаевич Писаржевский. Он владел стенографией и записал многие высказывания великого ученого, дружески делясь ими в Союзе писателей с соратниками, пишущими о науке.
В середине тридцатых годов Петр Леонидович, создав чудо-турбодетандер, открыв сверхтекучесть жидкого гелия и дав дешевый способ сжижения воздуха, захотел съездить в Англию, повидаться с Резерфордом, но в выездной визе из Советского Союза ему отказали…
Получить мгновенную огромную мощность для стрельбы электромагнитным способом прославленному баловню науки Капице так и не удалось. Это было уделом завтрашнего дня науки и техники.
Саша Званцев ничего и не знал об этом, но с таким выводом согласиться бы тогда не смог.