Через девять месяцев
Шрифт:
– Я, - начинает он, - считаю, что надо придерживаться традиции и при крещении ребенка дать ему имя, которое уже имеется в нашем роду. Этим самым мы засвидетельствуем свое почтение нашим старшим, а с другой стороны...
– Глупости!
– обрывает его мать и пронизывает язвительным взглядом.
–
– Почему бы и нет, сударыня? Не имя красит человека! заявляет какой-нибудь неизвестный мудрец, сидя на диване.
– Даже наоборот - человек красит имя!
– поясняет другой, еще менее известный философ.
– Нет, я стою за модные, звучные имена и ни за что на свете не отступлюсь!
– натянуто улыбается мать, желая отразить готовящееся на нее наступление.
Разумеется, когда гости, наконец, расходятся один за другим и супруги остаются одни, спор поднимается снова при закрытых дверях, но на этот раз уже с подлинным ожесточением.
– К чертям твоего дядю вместе с его наследством!
– озлобляется готовая на подвиг мать.
– Я предпочитаю оставить ребенка некрещеным, чем сделать его на всю жизнь несчастным с этим отвратительным именем Амфитрион!
– Да разве ребенок только твой?
– ворчит отец.
– Он столько же твой, сколько мой!
– Ничего подобного! Я его родила, я ему и выберу имя!
– Та-ак! Неужели ты его родила от воздуха? Я, стало быть, не принимал никакого участия в этом деле - так, что ли?
– Меня это совсем не интересует! Пускай твой дядя Амфитрион усыновит какого-нибудь ребенка
– Да, но ребенок из детского приюта поедет за границу и станет инженером, а наш пускай прозябает в каком-нибудь налоговом управлении простым писаришкой из-за твоей глупой фантазии?!
– А ну-ка, скажи мне, мой милый, если уж ты заговорил о фантазии, помнишь ли, что ты мне обещал одно время перед свадьбой? Возьмем богатых посаженых, а они нам купят спальню. Хорошо, взяли мы богатых посаженых, а где же эта их спальня? Что нам купили твои знаменитые богачи? Шесть кофейных чашек и мышеловку! Вот и все их подарки. А дядя твой при его скупости и того не даст, если ты даже захочешь окрестить его именем не одного, а двенадцать детей!
И, как это очень часто бывает в подобных случаях, братцы мои, отец замигал в замешательстве глазами и решил отступить, так как почувствовал себя побежденным.
После этого маленькая человеческая личинка, закутанная в пеленки и положенная, как библейский Моисей, в Корзинку, была записана на следующий день в приходской метрической книге под именем Благоцвет, к величайшему удовольствию своей поэтической матери.
И Благоцвет Печигаргов входит, как говорится, в жизнь сначала с соской, затем с погремушкой, а после с велосипедиком, пока не пройдут годы и он не затеряется в пестром муравейнике человеческих существ, столь же безликий и неизвестный, как и миллионы его собратий, которые были встречены при появлении на белый свет с таким же триумфом.
1935