Через кладбище
Шрифт:
– Он что теперь - полицай?
– округлил глаза Михась и не стал садиться на мотоцикл.
– Угу, - кивнул Василий Егорович.
– У него старший брат даже какой-то начальник в полиции. И вот достали себе эту машину, только поломанную. Обещал за починку заплатить мукой. Вчера принес соли.
– Сволочи, - покосился на мотоцикл Михась.
– Если б не было у нас полицаев и разных предателей, мы бы" немцев легко расколошматили. Это все так считают... Микола, ах сволочь! Был верзила такой. Все драться ко мне лез. Встретил бы я его сейчас...
– Вот эти возьми, - показал
– Донесешь?
– Донесу, - мотнул птичьей головкой Феликс. И перекинул тяжелые клещи через плечо, одним концом засунув за пояс.
– А ты, Миша, бери разводные ключи, этот молоток, зубило. И пошли. Мешок свой можешь здесь оставить. Ничего с ним не случится.
Сам Василий Егорович вынес из мастерской небольшую саперную лопатку и низенькую, на крошечных колесиках тележку. Покатил ее за собой.
Они вышли во двор и направились через огород по изрытому кочковатому картофельному полю в сторону реки. Длинные плети ботвы, уже неделю назад выдернутые из земли, цеплялись за ноги.
8
У оврага Василий Егорович остановился:
– Помнишь, Миша, как мы с тобой тут трактор вытаскивали? Так ты тогда и не признался, кто тебе озоровать помогал.
– Что уж теперь вспоминать, - смутился Михась. Но воспоминание это, как теплым ветром, приятно опахнуло его. И тотчас же угасло.
По тропинке, давно протоптанной множеством ног, они гуськом прошли по краю оврага и свернули в густой бурьян.
– Здесь вот у нас лежат главные поросята.
Василий Егорович разгреб сухие стебли колючего репейника, и Михась увидел огромную, действительно похожую на свинью бомбу.
Феликс толкнул ее ногой, но она ничуть не стронулась с места.
– Сотка, - определил Михась.
– Как же она сюда попала?
– Она не сюда попала, - ухмыльнулся Феликс.
– Она вон где была, протянул руку в ту сторону, где все еще свежо зеленела болотная трава. Это уже мы ее сюда перетащили - батя, Ева и я...
– Безобразие. Называетесь партизаны, - сурово взглянул на Михася Василий Егорович.
– Вы же информацию должны давать войскам, где что по эту сторону находится. Этого немецкого склада уже, наверно, месяца три здесь нет. А наши недавно бомбили, намеревались, видимо, попасть в склад; Десять вон каких бомб сбросили. Напрасно. И четыре не взорвались. Мягкий грунт, болото. Мы их еле оттуда вынули...
Михась удивился. И не тому, что наши самолеты отбомбились не там, где следовало, а бесстрашию людей, извлекавших бомбы из болота.
– Как же вы это сумели?
– Вот так и сумели, - засмеялся Василий Егорович. И опять закашлялся.
Он кашлял долго, согнувшись, отплевываясь. Переводил дыхание и снова кашлял, будто у него все рвалось внутри.
А Феликс, должно быть привыкший к затяжному кашлю отца, подробно рассказывал Михасю, как они сперва вот на этой тележке привезли сюда лебедку, установили ее на твердый грунт, потом протянули к болоту длинный трос, как отец вошел в резиновых сапогах в болото, осмотрел первую бомбу, обвязал, укрепил на досках ролик и велел крутить ему, Феликсу, и невестке Еве.
– Наша Ева, она как конь, - сказал Феликс.
– Ты ее видел?
– Нет, - помотал
– Но бомба же могла взорваться. Как вы не побоялись?
Василий Егорович откашлялся, вытер губы и печально улыбнулся:
– Как, спрашиваешь, не побоялись? А как вот один наш знакомый хлопец не побоялся гранату немцам в столовую кинуть, в окно?
– Ну это другое дело, - сконфузился Михась.
– А бомбу вот такую вытаскивать из болота - это же черт-те что. И вы их, значит, три штуки вытащили?
– Четыре, - ухмыльнулся Феликс.
– Вон она, в лопухах, - четвертая. Ева одна ее вытащила. Ох, она здоровая! К ней полицай тут приставал. Хотел ее пощупать. Как она ему вдруг залепит по морде. Она их презирает. Говорит, даже немцы много лучше полицаев. Ей немцы нравятся...
– Довольно болтать!
– прикрикнул отец.
– А что за полицай?
– спросил Михась.
– Откуда?
– Да это опять же Шкулевич Микола, - сказал Василий Егорович.
– Он все время к нам ходит. И в полиции служит и боится. Говорит мне: "Я все-таки ваш ученик. Если все переменится, если красные обратно придут, вы меня не продавайте. Я ведь никому не рассказывал, что вы были партийный. И брат мой о вас очень хорошего мнения". А Ева правда ему дала по морде. И он не обиделся. Все изобразил как шутку...
– Хороший, значит, сволочь, - заключил Михась.
– Ну ладно, я его как-нибудь встречу...
Василий Егорович, наклонившись, внимательно осматривал первую бомбу, что-то прикидывал в уме.
А Михась и Феликс подошли к той, четвертой, лежавшей в лопухах, которую вытащила Ева.
– Здорово, - сказал Михась.
– Неужели она одна вытащила?
– Одна, - подтвердил Феликс. И ухмыльнулся: - Это она боится бати. Все время теперь хочет ему угодить. Сама взяла и вытащила бомбу. Ее никто не просил. Хотела, чтобы батя был доволен. Она его сильно боится. Он ей один раз сказал: "Убью, если узнаю. Собственными, - сказал, - руками задушу..."
– За что?
– Было, значит, за что, - шумно втянул воздух носом Феликс. И опасливо оглянулся в сторону отца.
– Если б не батя, если б Ева его не боялась, она давно бы спуталась с каким-нибудь немцем. Две подруги ее спутались. Немцы бывают красивые. Блондины. И шоколад дарят. И чулки. И все, что хочешь, могут подарить. Ева даже говорит, что они - культурные. И совсем не такие, как она раньше думала. Есть, говорит, даже очень культурные и очень вежливые...
– Неужели она так говорит?
– возмутился Михась.
– Или ты ее просто не любишь?
– Нет, я ее люблю. Она хорошая, добрая, - запротестовал Феликс.
– Но ей очень скучно без Виктора. Она только четыре месяца с ним пожила. Мама говорит: она скоро совсем сбесится оттого, что ей некуда девать свою силу. Она знаешь что недавно придумала?..
– Феликс, довольно!
– крикнул отец.
– Довольно болтать. Разговорился...
– Он не болтает, он рассказывает интересно, как доставали бомбу, слукавил Михась, чтобы защитить Феликса.
– Батя, но ведь это верно: Ева одна достала бомбу?
– вопросительно посмотрел на отца Феликс. И кивнул на Михася: - Он хвалит Еву...