Через костры и пытки
Шрифт:
Когда дорожный экипаж миновал границу города и покатил по его улицам, закутанный в плащ лионский корректор Михаил Вилланов прильнул к окошку возка.
Он смотрел на Париж и, словно увидев его впервые, восторгался красотой города. За те годы, которые он провел здесь, у него не было времени как следует познакомиться с Парижем. Работа в библиотеках, посещение лекций, а затем до глубокой ночи занятия в своей мансарде отнимали у него все свободное время. И только сейчас, возвращаясь в Париж, он смог разглядеть этот город.
Вот башня Иоанна Бесстрашного, вот церковь
Экипаж въехал на мост, под которым спокойно несла свои воды Сена. А вот и университетский центр, раскинувшийся на левом берегу. Здесь ему предстояло жить и пополнять свои знания.
Через несколько дней начались занятия в ломбардской коллегии университета, где новый слушатель с рвением взялся за изучение медицины. За короткое время он достиг таких успехов, что знаменитый профессор Винтер, читавший лекции в коллегии, предложил ему стать своим ассистентом. Другим ассистентом Винтера был молодой итальянец Андрей Везалий.
Когда их познакомили, они по обычаю кивнули друг другу и разошлись по своим местам, приготовившись слушать лекцию профессора. Кто мог предполагать тогда, что на долю ассистентов маститого профессора выпадет схожая судьба: им придется перенести гонения, преследования; одного трудный путь приведет на костер «женевского папы» Жана Кальвина, а другой окончит жизнь всеми забытым и покинутым на далеком острове Занте в Ионическом море.
Что это — ирония судьбы, связавшей в начале пути двух людей, которые внесут свою лепту в познание мира и вступят в жестокий конфликт с церковью? Сама жизнь создает такие удивительные ситуации, перед которыми останавливается в безмолвии даже самая неуемная фантазия литераторов.
Они с жаром отдавались учебе, и старый Винтер, имя которого с почтением называли во всех университетах Европы, не мог нарадоваться на своих учеников.
Когда Винтер выпустил один из своих трудов по анатомии, он счел долгом упомянуть в предисловии, что ему «деятельно помогали в подготовке этого труда» Андрей Везалий, юноша, «чрезвычайно успевающий в анатомии», и Михаил Вилланов, «муж весьма отличный во всех родах литературы и замечательный знаток учения Галена».
Через несколько лет в Парижском университете состоялась церемония присуждения Михаилу Вилланову сразу двух ученых степеней — магистра искусств и доктора медицины.
Старейшие профессора поздравляли своего нового коллегу, не скупясь на лестные слова о его научных заслугах. А он думал лишь о том, что наконец обретет независимость, к которой стремился все эти годы, получит возможность заниматься тем, к чему лежит душа. Ему наконец не придется заботиться о заработке, не надо будет выполнять работу, которая дает деньги, но не греет сердца. Он сможет читать лекции, заниматься исследованиями, писать и писать. Ах, какое это счастье — обрести наконец независимость!
Однако перспективы, которые рисовал в памятный для себя день Мигель Сервет, оказались далеко не такими радужными. После того как он стал магистром и доктором, ему предоставили возможность читать в
Университетская кафедра существует не для того, чтобы каждый позволял себе говорить то, что взбредет ему в голову.
Сервет распалился. Какие вольности он позволил себе? Он лишь высказал сомнения в некоторых положениях, которые преподносились с университетской кафедры. Наука — это не слепое заучивание и повторение готовых истин. Она требует логического анализа тех положений, которые надлежит излагать. И каждому должно быть предоставлено право высказать свои мысли и свои взгляды. Если все начнут бездумно твердить одно и то же, то проку в этом немного. Надо мыслить и мысли свои делать достоянием других. Истина рождается в спорах. Если он не прав, то готов выслушать возражения, поспорить, отстаивая свои взгляды.
Однако с ним никто не спорил, никто не попытался опровергнуть его суждения, а просто предложили излагать одобренное церковью учение. Но разве человек не имеет права на свое собственное суждение?
От магистра и доктора Михаила Вилланова ждали смирения, а он не смирился, напротив, выпустил острый и язвительный памфлет, в котором обрушился на невежд в науке, назвал невежественных врачей «заразой мира».
И тогда разыгрался скандал. Те самые невежественные врачи оскорбились и потребовали уничтожить памфлет. Дело дошло до парижского парламента, который вступился за оскорбленных и потребовал изъять памфлет Михаила Вилланова, а от самого автора памфлета — публично принести извинения за свое дерзкое сочинение.
Он не стал просить извинения. И тогда ему предложили подать в отставку и покинуть Парижский университет.
Так и пришел конец радужным мечтам и надеждам. Он, Сервет, не пошел на компромисс со своими убеждениями, а предпочел остаться самим собой даже такой дорогой ценой, как потеря места в университете. Ему было очень нелегко принять это решение. Но он принял его, потому что поступиться своими взглядами не мог.
Вначале Сервет обосновался в небольшом городе Шарлье, неподалеку от Лиона, а вскоре перебрался во Вьенн, где ему была предоставлена частная практика.
В этом городе Сервет провел двенадцать лет. Это были годы ежедневной практической работы: прием больных, срочные выезды по вызову, консилиумы у знатных горожан отнимали почти все время. И все же Сервет занимался не только практикой. Когда уходил день и над городом опускалась ночь, он запирался в своем кабинете, склонялся над письменным столом и писал. Часто за этим столом он встречал рассвет, не заметив, как пролетело время. Он писал книгу, в которую вложил все свои познания, весь свой опыт, весь свой талант. Ей было отдано 10 лет работы.