Через лабиринт. Два дня в Дагезане
Шрифт:
Он повернулся к Аллочке:
— Хорошо здесь, правда? Тихо.
— Я спешу, — ответила Аллочка, откусывая кусочек пирожного.
— Прекрасно. Тогда скажите, чем мог интересоваться этот несимпатичный юноша в кожаной куртке? Любовь? Ревность?
Аллочка отрицательно покачала головой.
— Правильно. Я тоже так думаю.
— Но почему вы все это спрашиваете?
— Да, я и забыл совсем. Нам же нужно познакомиться.
И Мазин протянул ей удостоверение. Аллочка изучала его тщательно. Мазин не выдержал, спросил:
— Ну
— Кажется, правильно. Но что сказать вам, не знаю.
— Может, вместе подумаем? Я подскажу кое-что, а?
— Да что вы мне подскажете?
— Подскажу, что интересует их, простите меня, не столько вы, сколько Эдик.
Аллочка нагнула голову.
— Вот видите. Где он?
Она положила пирожное на блюдечко.
— Не знаю. Уехал он… неожиданно.
— И не сказал куда? Даже вам?
— Не сказал. Сказал, что напишет.
Мазин сжал и разжал под столом руку. Значит, все-таки дурочка? Обыкновенная обманутая девчонка, которая верит, что он напишет? Но зачем ей тогда скрываться? И что они могут выследить? Он смотрел, как она ест пирожное, без удовольствия, просто потому, что он заставил ее есть. Может, и обманутая.
— Что же им от него, нужно? Почему он скрылся?
— Лешка говорит, он ему деньги должен. Не отдал будто.
— Это правда?
Мазин видел, что ей трудно. Она никак не могла найти правильной линии поведения. Что-то ей хотелось сказать, но не все и даже, наверно, не главное, но она, видимо, не могла отделить это неглавное от того, что говорить не хотела ни в коем случае.
Он протянул руку и дотронулся до ее пальцев:
— Алла. Я прекрасно вижу, что вы ни в чем не виноваты. Но сказать все, что вы знаете, вы почему-то не решаетесь. Почему? Боитесь? Не доверяете мне? Попробуйте преодолеть себя. Я хочу помочь вам. Правда. — Он глянул ей в глаза. — Я могу вам пригодиться. — Мазин помолчал. — Но смотрите, как бы вам не опоздать. Бывает, что становится поздно. Ну?
Она заморгала, как будто боялась заплакать:
— Не верю я, что Эдик ему должен. Он сам с него деньги тянул.
— А у Эдика бывали деньги?
— Да, он очень хороший мастер.
— И получал хорошие чаевые?
— Его благодарили люди. Что здесь плохого? Все так делают.
— К сожалению.
Мазин вспомнил кое-что из своего общения с Эдиком.
— А больше он ничего не получал?
— Нет, не знаю.
— Значит, Лешка врет? Зачем же ему тогда Эдик?
Она опять заморгала:
— Ну, не знаю, не знаю… Может, они его в шайку втягивали. Но он хороший, хороший.
«Врет она или говорит правду, но Эдика любит, хотя, может быть, он того и не стоит. Впрочем, что значит, не стоит? Разве это делается по выбору? Да еще в таком возрасте. И так ли уж плох Эдик? Оказалась же эта девчонка умнее и искреннее, чем решил Вадим. Может быть, и
— Вы где живете, Алла?
— В общежитии.
— Вам нравится ваша работа?
— Что в ней хорошего? Бумажки выписывать?
— Мечтаете об институте?
— Трудно это.
— В жизни все нелегко.
— Почувствовала уже.
— Ну ничего, ничего. Все образуется. По-вашему, Эдик скрылся от своих друзей?
— Да, ему хотелось отсюда уехать.
— А вы знали, что в квартире, где он жил, был убит человек? Может быть, это тоже повлияло на его отъезд?
Кусок пирожного так и лежал на блюдце. Аллочка, кажется, забыла о нем. Особенно сейчас. Она даже выпустила из рук ложку, которой помешивала кофе.
— Да что вы? Вы думаете… Эдик?
— Нет, не думаю. Просто у меня есть к вам небольшая просьба. Собственно, для этого я и встретился с вами. Может быть, Эдик напишет вам Устроится и напишет. Как вы полагаете?
Она ответила чуть быстрее, чем было нужно:
— Конечно, напишет. Обязательно напишет.
Мазин отметил эту уверенность:
— Так вот, если будете отвечать ему, передайте от меня привет. Мы с ним встречались. И потом профессии у нас похожие.
Она глянула удивленно.
— В самом деле. Он чинит приемники, и я тоже чиню… кое-что. Вот вы и напишите, что поломки исправлять нужно вовремя, пока они небольшие. И еще, что он мог бы мне очень помочь, если бы захотел. Вот так. Поняли?
— Да, поняла. Я напишу.
— Прекрасно. А я зайду к вам как-нибудь, спрошу насчет ответа.
— Хорошо. Мне можно идти?
— Если не хотите больше пирожных.
Она встала, взяла свою сумочку, но не ушла:
— Игорь Николаевич…
— Он самый. Вы, я вижу, мое удостоверение наизусть выучили.
— У меня тоже просьба одна.
— Долг платежом красен.
— А те… Лешка и другие… Они не узнают, что я вам говорила? Я же и не знаю ничего.
— Нет, они не узнают. Но вы знаете больше, чем рассказали!
— Что вы?!
Мазин поднял руку:
— Не спешите. Вы знаете больше. Просто вы еще не готовы об этом сказать. Так бывает. Я подожду немножко. Немного, — подчеркнул он. — Долго нельзя. А вы подумайте пока. Ладно?
— Ладно. — И Алла бросилась к дверям.
Мазин проводил ее взглядом, потом глянул на стойку.
«Кажется, я заслужил сегодня стаканчик мадеры».
И отодвинул чашку с остывшим кофе.
Пока официантка брала вино в буфете, он успел сделать несколько пометок в записной книжке. Затрепанная по карманам книжка эта частенько заменяла ему тот обязательный «План расследования», который, впрочем, он тоже аккуратно заполнял от графы «Версии, подлежащие проверке» до «Примечаний». Беда была в том, что последней графы Мазину всегда не хватало. Мало места было отведено для примечаний. А они как-то незаметно становились самым главным.