Черкес. Дебют двойного агента в Стамбуле
Шрифт:
Теперь понятно, почему он лично участвовал в моем захвате. Очевидно и другое: резидент и его руководство в Петербурге видят в англичанах своих главных противников в османской столице, им – особое внимание.
— Приближаемся! – предупредил лодочник.
— Сворачиваем к первому встречному перевозчику. Пересадим тебя, чтобы самим не попасться на глаза кому не надо, – пояснил Фонтон.
Пересадка на водное «такси», последующая перевозка моей тушки к причалу в Бююкдере и высадка на берег прошли штатно, без приключений.
Послонялся по променаду, нашел нужные виллы,
Уже темнело. Во дворе караван-сарая дежурно подпирал стену Ахмет.
— Дружище! – обратился к нему. – Мне нужно понять, как выглядят сады в Бююкдере изнутри, так сказать, диспозицию. Устрой мне встречу с Маликой, она там была и сможет все растолковать.
— Знаю я, какая тебе нужна позиция, – рассмеялся этот гад.
— А если так? – показал ему золотой.
— Так – это по-нашему. Ступай вниз в известную тебе комнату и жди. Там никого нет. Попробую все организовать.
Я быстро поднялся наверх, переоделся и, прихватив флакончик духов, бросился по лестнице в подвал.
Уселся прямо напротив двери и постарался придать лицу как можно более «свирепое» выражение. Никаких убедительных, веских и прямых доказательств измены Малики у меня не было. Но и никаких других способов, кроме того, чтобы изобразить это знание – тоже. Поэтому к «проницательному взгляду» и свирепой мине я добавил ещё оттенок «оскорбленного в лучших чувствах наивного, но достойного мужчины, достоинства которого не сможет поколебать даже преждевременная эякуляция в предыдущую встречу!»
«Возьму на понт!» – решило моё скудоумие.
Раздались тихие шаги, шорох балахона. И в ту же секунду стало понятно, что мой план сейчас полетит ко всем чертям. Лицо, помимо воли, стало терять всю упёртость сурового страстотерпца, все свое «достоинство» и с небывалой скоростью пыталось сейчас оставить себе только лишь выражение «наивности, смешанной с рабской покорностью». Я крепко сжал зубы и напряг мышцы лица, возвращаясь к задуманному образу.
Малика вошла. Увидела меня. Бросилась навстречу, сделав несколько быстрых шагов. Но, наконец, заметила мой взгляд, остановилась. Пристально смотрела.
«Мало того, что красива чертовка! Еще и умна! – пульсировало у меня в висках. – Она сейчас пытается понять: известно ли мне все или еще есть шанс?»
Зубы мои уже практически крошились от того, насколько сильно я их сжал, пытаясь выгадать еще несколько секунд, чтобы не проявить слабости и не отвести взгляда. И это все, на что меня сейчас хватало. Потому что вся моя плоть мне уже не подчинялась. Напрочь отказывалась подчиняться! Сердце выскакивало из груди. Все остальное тело единогласно приняло решение сердца и уже дрожало резонансом. Мне так и слышалось, как все системы моего организма, включая почечные пирамиды, уже недовольно ворчат, и почему-то с грузинским акцентом: «Хозяин! Заканчивай уже этот цирк! Уже мочи нет, эээ!»
Я
Прежде чем подойти к ней, я несколько раз глубоко вздохнул. Не удивительно. Я сейчас был похож на того ныряльщика, который с последним пузырьком воздуха в легких, на грани потери сознания, а, значит, и на грани смерти все-таки пробил толщу воды и вынырнул!
Подошел. Малика не смела поднять на меня свои изумрудные глаза. Поэтому не видела, как я достал из-за спины руку с флаконом. Руку поднес к ее лицу.
Малика вздрогнула. Бросив лишь короткий и быстрый взгляд на духи, тут же посмотрела на меня, недоумевая. Я улыбался.
— Малика! – дрожь в голосе было не унять. – Мне не важно, почему ты это сделала. Мне плевать на это! Мне было так хорошо с тобой, как ни с одной женщиной прежде. И если бы я даже знал, что все так закончится, я тысячу раз из тысячи пришел бы к тебе. И я клянусь тебе, что, сколько бы мне не осталось, я никогда в жизни не помяну тебя недобрым словом. Только благодарность и восторг! Мёд будут изливать мои уста!
"Маладэц! – возликовала плоть, и зааплодировали в недрах мозга нейромедиаторы. – Как красиво сказал, ты слышал, э! Кто в Грузии вырос – грузин навсегда!"
Теперь уже выдохнула, выныривая, Малика! Рассмеялась. Забыв откинуть накидку, прижалась своими губами к моим. Рассмеялась опять, когда мы поцеловались. Чуть отстранилась, отбрасывая уже влажный кусок кисеи. Теперь нашим губам ничего не мешало.
Поцелуй был долгим. Насколько долгим? Не знаю, не смогу сказать. Было очевидно, что этой женщине без особых усилий удавалось то, что было доступно только избранным: она с легкостью выигрывала схватку у времени. Она жонглировала секундами, минутами, часами по своему усмотрению.
По своему усмотрению она же и прервала поцелуй. Малика была настоящей женщиной, поэтому не могла не обратить внимания на мой подарок. Моя рука с флаконом все это время так и оставалась полусогнутой. Она взяла флакон, открыла, бросила на меня короткий лукавый взгляд. Кивком одобрила запах.
— Малика! – я собрался.
— Да! – она уже наносила духи на шею.
— Я тебя только очень прошу… Сейчас мне нужно все узнать про сады твоего свёкра и его соседа. Давай, ты сначала расскажешь.
Малика с усмешкой посмотрела на меня.
— Про сад?!
— Ддааа…
— Сааад…?
И уже черти плясали в ее глазах. И уже стояла рядом.
— Малика! Малика! – клянусь вам, люди, я пытался!
— Про сад! – шепнула она.
И уже обняла меня, и уже ее рука скользнула вниз. И уже мои штаны были не на мне, а путались внизу, в ногах...
...Если мой мозг в начале нашей встречи еще хоть как-то пытался претендовать на звание «председателя совета директоров», то теперь он был низложен. Исполняющим его обязанности стал один из членов совета, по странности носящий такое же незамысловатое имя – член!