Шрифт:
Чёрная чайка
Макс Лонгрин
Пролог.
Тёплая южная ночь пряными запахами тропиков и прохладным дыханием океанского бриза затопила небольшой портовый городок. Далеко за полночь город не спал.
В окнах горели огни, по главной улице мощёной вулканическим булыжником, проезжали кареты и двуколки. По набережной праздно шатались бездельники. На скамейках под пальмами целовались влюблённые парочки. Неторопливо и важно гарцевали всадники военного патруля. Растревоженными осиными гнёздами гудели таверны и трактиры. Их завсегдатаи: не только приличная публика,
В таверне "Морской дьявол" жизнь била ключом. С обеда сводных мест уже не было, а накурено в помещении так, что у посетителей слезились глаза. Но гости заведения внимания на такие мелочи не обращали.
У небольшой компании военных моряков на коленях сидели девицы лёгкого поведения. Они громко смеялись откровенным шуткам своих кавалеров, пили с ними на брудершафт, смачно и бесстыдно целовались, ожидая, когда 'клиент созреет' и заплатит им за несколько минут 'сомнительного удовольствия'.
Ночное небо, усыпанное мириадами блистающих звёзд и великолепным "Южным крестом" этих людей не интересовало. Тяжёлая работа, привычка к разбойной жизни, жажда лёгкой наживы, - давно убили в них чувство прекрасного. Пустота и одиночество в грубых, ожесточившихся сердцах, приводили их вечерами в такие места. Огромная тропическая луна заливала ночную гавань потусторонним, фосфорным светом. Мёртвая зыбь покачивала у причалов несколько рыбацких шхун, военный корвет и небольшую, красавицу бригантину. Экипажи этих кораблей сегодняшней ночью составляли большинство посетителей припортовых бодег.*
За большой винной бочкой, служившей столом, сидело трое сильно подвыпивших мужчин. На вид им можно было дать как сорок, так и все шестьдесят лет. Судя по одежде и теме их разговоров, они были моряками. На бочке стояла пустая бутылка рома, высокие глиняные кружки с пивом и нехитрая закуска. Компания что - то громко и бурно обсуждала, изредка поглядывая в окно с живописным видом на гавань. Из него хорошо просматривались причалы, где стояли военный корвет и бригантина. Один из собутыльников: коренастый, небритый мужчина, с тяжёлым взглядом из-под мощных кустистых бровей и следами вчерашней драки на лице, встал и подошёл к буфетной стойке.
– Есть!
– негромко произнёс он, наклонившись к долговязому бармену, набивавшему табаком длинную трубку.
– Кок и матрос с бригантины "Синяя птица'.
– И уже громко, добавил, - сделай три пива моим друзьям!
–
"Налей рома! Душу вытрясу!" - неожиданно перебил его просьбу неприятный, осипший голос. Стены трактира дрогнули от взрыв хохота. Угроза донеслась из клетки с большим амазонским попугаем, стоявшей в дальнем углу барной стойки.
– Поворачивай на другой галс!
– косясь на коренастого, вновь просипела экзотическая птица.
– Твой 'соловей' знает, что нужно старым морским волкам! Налей рома, Джон! Пиво подождёт!
– засмеялся бродяга. Буфетчик кивнул, незаметно достал из кармана пузырёк с тёмной жидкостью и вылил его содержимое в две кружки. Третью - не тронул! Затем поставил посуду на стойку, налил в неё ром и подвинул к мужчине. На лице того мелькнула злорадная усмешка. Прихватив одной рукой отравленное пойло, другой - своё, он покачнулся и направился к приятелям. Буфетчик взял костыль - у него не было одной ноги, - и, слегка подпрыгивая, направился к служебному помещению. Вскоре из него вышла чернокожая женщина крупных форм. Закурив сигару, она
Глава 1.
Вздрогнув, я открыл глаза. Уютную тишину моей комнаты нарушил ужасающий грохот. Резкий порыв ветра превратил оконную штору в летающий парус и ударил форточкой о стенку так, что жалобно зазвенело стекло в раме. Громко скрипнув, словно вскрикнув от боли, форточка качнулась в обратную сторону, и остановилась.
Я огляделся. Все вещи и мебель находились на своих местах. Часы на книжной полке показывали три ночи. Без минуты - двух, может быть. Ровно в три, они начнут мелодично отбивать время. Сон о неизвестном городе и портовой таверне улетучился вместе с шальным ветром. Закрыв фортку, я взял со стола небольшую книжечку карманного размера и снова нырнул на диван. Гулко пробили каминные часы. Таинственная тишина глубокой ночи снова разлилась по моей комнате, миру за окном и всему дому.
Книжечка оказалась дневником англичанина. Выглядела она новой, но, после того, как я пробежал глазами пару страниц, первое впечатление изменилось. Попала она ко мне случайно. Вечером я рылся в библиотеке моего деда, - искал, что бы такое почитать. В одном из шкафов со старинными книгами я её и обнаружил. Меня заинтересовало то, что она была написана на английском языке, от руки, корявым, с витиеватыми завитушками, почерком. Английский я знаю в совершенстве - работа обязывает. Как этот дневник попал в библиотеку, в принципе, было понятно. Антикварной мебели, книг и прочей пыльной мануфактуры в доме деда хватало. Устроившись поудобнее, я стал читать сначала.
'Записки Джима Хокинса об 'Острове сокровищ' - было написано на первой странице и подчёркнуто двумя жирными линиями. Имя автора напомнило мне о знаменитой книге Р.Л.Стивенсона. Однако речь в рукописи шла от первого лица! Неужели она принадлежала юнге Джиму Хокинсу? Или это подделка, мистификация? А может быть чья - то попытка дописать знаменитое произведение? С нетерпением я начал разбирать мелкий, корявый почерк.
Дневник.
'Конечно, лучше бы навсегда забыть эту историю, но джентльмены, принимавшие в ней участие, **попросили меня написать всё, что я знаю об этом острове - всё, с самого начала до конца, не скрывая никаких подробностей, кроме географического положения. И вот, в нынешнем, 17... году я берусь за перо и мысленно возвращаюсь** в день, когда началась вся эта невероятная, для многих ставшая трагической, история...
**Из всего экипажа только пятеро вернулись домой. 'Пей и дьявол тебя доведёт до конца' - вот пророчество, которое полностью оправдалось в отношении всех остальных. Каждый из нас получил свою долю сокровищ. Капитан Смоллетт оставил морскую службу. Грей не только сберёг свои деньги, но внезапно, решив добиться успеха в жизни, занялся прилежным изучением морского дела. Что касается Бена Ганна: он получил свою тысячу фунтов, но истратил всё в три недели, или, точнее,- девятнадцать дней, так как на двадцатый явился к нам нищим. Сквайр сделал с ним именно то, чего Бен так боялся: дал ему место привратника в парке.