Черная дама
Шрифт:
У меня закружилась голова. Если бы не день и не народ, я, вероятно бы, ее обнял.
Она скользнула из-под ворот, быстро подошла к праздно стоявшему извозчику и села на пролетку.
Извозчик встрепенулся и задергал вожжами.
– - Приходи!
– - крикнула она мне радостным голосом.
Я закивал головою и долго смотрел ей вслед. Она оборачивалась, и мне казалось, что я видел ее улыбку сквозь непроницаемую завесу вуали.
Я вернулся домой совершенно отуманенный и только к вечеру осознал все безрассудство своего обещания. Кто
Что за странное время и место для свидания!
Двенадцать часов ночи -- час очень поздний, особенно для такой пустынной местности, как у железного моста.
По полотну царскосельской железной дороги надо пройти мимо мастерских, сторожки, мимо "ям", туда, к крошечной сосновой роще, что стоит у полотна соединительной ветви между Варшавским и Николаевским вокзалами. Это полотно проходит под железным мостом, по которому проложены рельсы царскосельской железной дороги.
Я стал робеть. Это свидание, в такой странный час и в такой удивительной местности, приводило меня в совершенное недоумение; но наступил вечер; любопытство превозмогло мою робость, и я пошел на свидание.
Я взял с собою, на всякий случай, револьвер, крошечный карманный револьвер, пуля которого, я уверен, не убьет даже кошки, но сознание его присутствия все-таки приносило мне некоторое успокоение.
Я шел по узкой тропинке внизу откоса полотна. Справа от меня тянулась проезжая дорога. Белая ночь освещала пустынную местность своим бледным светом и придавала ей зловещий вид.
Я приблизился, наконец, к железному мосту и остановился. Кругом было пусто. Я подошел к пролету моста и взглянул на другую сторону, и то, что я увидел, заставило меня встрепенуться.
По ту сторону моста стояла наемная карета, запряженная извозчичьими лошадьми.
Я был уверен, что "она" там, как вдруг от кареты отделился рослый мужчина и быстро пошел на меня. Я поспешно отскочил и схватился за револьвер. Шедший на меня был одет в пальто, картуз и высокие сапоги; лицо его было прикрыто козырьком картуза, и я видел только небольшую рыжую бородку и толстые губы.
Он сделал ко мне еще несколько шагов и громко спросил:
– - Вас на свиданье звали или нет?
Я молчал и все отступал, сжимая револьвер.
– - Вас, что ли?
– - крикнул он снова и опять сделал несколько шагов ко мне.
Я вынул тогда револьвер и сказал:
– - Стой! Не то я выстрелю! Что тебе нужно?
– - Барыня вам письмо прислали.
– - Покажи!
– - Пожалуйте сюда, я передам.
Он был от меня шагах в восьми.
– - Мне не надо твоего письма, -- сказал я и, приподняв револьвер, стал отступать назад.
Он свистнул, и вдруг из-за кареты вышли еще два человека, одетых так же, как он, и быстро побежали к нему.
– - Ну, идите к нам честью, -- сказал он мне, -- мы свезем вас к барыне!
В голосе его слышалась насмешка.
Я почти обезумел от страха, но, несмотря на это, отчетливо помню
С видом хладнокровия я повернулся и пошел к городу. В ту же минуту я услышал за собою топот шести ног. Идти дальше было нельзя. Я бросился вперед, добежал до телеграфного столба, прислонился к нему спиною и поднял револьвер.
– - Если кто подойдет ко мне, я выстрелю!
Они остановились шагах в пятнадцати передо мною.
– - Брось эту штучку, лучше будет!
– - иронически сказал первый из них.
Я молчал.
– - Брось, -- повторил он.
Я молчал, судорожно сжимая револьвер-игрушку.
Он пошептался со своими товарищами, и те вдруг бросились на дорогу. Я с ужасом увидел, что они меня обходят. Со стороны дороги шел на меня один из них, другой зашел со стороны города, а первый, главный, стоял передо мною шагах в пятнадцати и насмешливо выкрикивал:
– - Брось! Поиграл, и будя!
Я чувствовал, как волосы шевелятся на моей голове, как горячий пот вдруг выступил на всем теле и тотчас застыл ледяной коркой. Самые нелепые мысли проносились в моей голове. Смертельная тоска сжала мое сердце, и мне страшно было расставаться так рано, так глупо со своей молодой жизнью.
А два человека, пригнувшись к земле, медленно подвигались к телеграфному столбу, к которому я плотно прижимался спиною.
Вдруг по дороге со стороны города послышались ругань, крики, мерный стук копыт и гром тележных колес.
Я выстрелил в воздух и не своим голосом закричал:
– - Помогите!
Мои преследователи тотчас же оставили меня и быстро пошли к выехавшей на дорогу карете.
Я повернулся и бросился бежать. Мне навстречу тянулась длинная вереница ломовиков, моих избавителей, со своими тяжелыми телегами.
Сознаюсь в малодушии: я бежал почти вплоть до Обводного канала, и мне все слышался грохот колес преследующей меня кареты.
На другой день я был в домах Сивкова и переспросил всех дворников, описывая им свою незнакомку, но разве они могли среди тысячи жилиц узнать одну по моему описанию? В течение года, если не более, я внимательно разглядывал каждую встречавшуюся мне на улице женщину в трауре, но своей незнакомки я не встречал больше.
Я знаю, что отличу ее в какой угодно толпе, что признаю ее лицо тотчас, как только она взглянет на меня своими тоскующими глазами, но я совершенно не понимаю, что за история произошла со мною.
Кто были эти люди, кто была эта женщина, зачем я им был надобен?
Мой костюм не внушал представления о богатстве, ни к каким партиям я не принадлежал и никому не дал повода к кровавой мести...
Многим покажется, что я вступил в состязание с Ксавье де Мортепеном [французский романист, один из основоположников жанра бульварного романа] и написал главу из бульварного романа, но это все в действительности случилось со мной, и я рассказал здесь только голый факт.