Чёрная Дань
Шрифт:
Ратег немного помолчал, затем стал рассказывать:
– Они пришли на закате.
Рассказ Ратега
Даже если бы всё было как до Рагнарёка, и королевская семья до сих пор имела бы власть в этих землях, вряд ли это что-то изменило бы, поскольку деревня Ратега располагалась на самой границе погибшего государства. Она была безымянной. Может, раньше у неё и было название, но сейчас, когда это было единственное поселение на сто километров вокруг, сюда почти никогда никто не приезжал, и ещё реже кто-то уезжал. Так, что после Рагнарёка
Так вот: безымянная деревня располагалась в окраинах леса, называемого Пармой. Что на дальней его границе теперь никто в деревне не ведает, но если обратиться на запад и идти по едва угадываемой в чаще дороге, то через несколько дней можно дойти до Тритона – города, что наполовину затонул в воде. А ещё дальше и немного восточнее стоит город Лауд, где по слухам, ещё проживают остатки королевской семьи.
Правда это или нет, Ратег не знал, да это его никогда и не волновало. Как и то, есть ли вообще жизнь где-то за пределами его родной деревни. У него была жена Веденея и сын Арво, он жил охотой и собирательством, и жизнь его вполне устраивала. Говоря откровенно, он даже был рад, что нет больше никакого государства. Не надо никому кланяться и платить подати. И нет нужды беспокоиться из-за того, что его сына могут однажды забрать в армию, а потом и на войну, с которой он не вернётся. Но настал однажды тот день, когда он пожалел, что нет больше королевы, нет королевства, нет премьер-министра и парламента, нет власти, нет закона и людей, которые следили бы за его соблюдением.
Они пришли на закате. Люди в чёрных дорожных костюмах и шапках, натянутых на лицо, с прорезями для глаз и рта. У каждого на спине висело ружьё. Чтобы заставить сельчан трепетать, им хватило бы и одного – мало кто в деревне вообще когда-либо видел огнестрельное оружие. А уж чтоб в таком количестве! Такое и вовсе казалось невероятным. Ходил слух, что у деда Арнаса имелся карабин, и даже несколько патронов к нему. Но Арнас был старым, выжившим из ума стариком, вдобавок и злющим как крапива, так что мало кто ему верил.
Сколько их было, никто точно сказать не мог, может дюжина, может две. Они прошли по деревне, будто и не заметив её – ни с кем не поздоровались, ни на кого не посмотрели. Зато жители безымянного селения глядели на них не отрываясь, пока эти люди шли мимо их домов, моля богов, которых больше не было, чтобы они не остановились возле их дома, не перешагнули их порог.
Пока пришельцы шагали между домами, вокруг слышались ахи да перешёптывания:
– Смотри, Чернявые пришли! Ой, беда-беда!
– Помилуйте, боги праведные!
Девица, нёсшая воду с колодца в дом, завидев пришельцев, выронила ведро и накрыла руками рот. Ледяная колодезная вода окатила её ноги, но она не обратила на это ни малейшего внимания. Другая женщина – куда старше и куда толще первой – при виде Чернявых рухнула в обморок со страху. Парнишка, который на всю деревню славился своей трусостью да скудоумием, тут же дал дёру, размахивая на бегу руками и крича во всё горло:
– Караул! Спасайся! Чернявые пришли!
Кстати, с того дня его больше никто не видел, однако вряд ли в этом виновны были пришельцы. Скорее, забежал он в лес, а
Чернявые прошли по просёлку, что делил деревню пополам, ни разу не остановившись, ни с кем не заговорив, ни на кого не взглянув. И, когда позади у них остались все дома кроме одного, того что стоял у самой кромки леса, тут же пробежал шепоток:
– А никак к дядьке Ратегу собираются! Небось, пацана его взять хотят.
Так оно и оказалось. Подойдя к двери дома, один из Чернявых взял ружьё в руки и долбанул прикладом о замок. Замок тот был старенький, трухлявый – Ратег не думал никогда, что однажды кто-то захочет ворваться в его дом. В деревне воров не было, это он точно знал, потому как того, кого на воровстве поймали, руку правую (а если левша, то левую) по локоть отрубали. Последний раз такое случалось уж не один год назад. А что Чернявые могут прийти – в это даже не каждый верил. Потому как слышать о них все слышали, но видеть только одному деду Арнасу приходилось. Так что, замок на двери дома Ратега был скорее для того, чтоб дверь сама собой не открывалась, от ветра. Вот и слетел он с первого же удара. А, впрочем, хоть какой мог быть замок – от Чернявых он бы всё равно не спас.
Когда незваные гости вошли в дом, Веденея, жена Ратега стоя перед столом и мыла в кадке посуду, напевая при этом колыбельную малышу, что лежал рядом в кроватке-корзинке. Сам Ратег в углу комнаты сидел и точил тесак. Однако звук удара обоих заставил от своих дел отвлечься. Веденея даже подпрыгнула. Развернулась лицом к двери и вскрикнула, увидев, кто стоит на пороге.
Много слухов ходило про Чернявых, и некоторые из них даже превратились в сказки, что рассказывают детям. Только это были страшные сказки. В них люди в масках и чёрных одеждах, похищали детей и ели их. Веденея много таких сказок наслушалась от бабушки. Та любила рассказывать ей, как Чернявые зажарили одного мальчика на вертеле.
– Правда, зажарили не очень-то хорошо, – говорила бабка, – Не до конца прожарили. Они, знаешь ли деточка, непрожаренное мясо любят, с кровью. Вот с кровью и ели того мальчугана. Ели и чавкали – вот так.
При этих словах бабуля принималась открывать и закрывать рот издавая противные звуки – «Чав-чав-чав!», отчего маленькая Веденея тут же принималась кричать от страха.
Про то, что детей (равно как и взрослых – ибо похищали Чернявые людей всех возрастов) они едят, народ сам додумал. Правда это или нет, никто не знал. Никто вообще толком не знал, что Чернявые делают со своими жертвами. Но одно было известно точно – они приходят, чтобы кого-то забрать, и этот кто-то никогда не возвращается.
И вот Чернявые, которых Веденея никогда в жизни не видела, зато слышала про них сказки, стояли на пороге её дома. Пожалуй, она бы испугалась ничуть не больше, приди к ней пришёл леший или Ёма. Или даже сама Хель.
Ратег тем временем поднялся со своего места и встал рядом с женой.
– Если нам никто не будет мешать, мы никого не убьём, – послышался утробный голос. К тому времени уже трое Чернявых вошли в дом, и Ратег ни за что в жизни не смог бы сказать, кто из них говорит. Да и какая, в общем-то, разница?