Чёрная Дань
Шрифт:
Путы на её руках дёрнулись, чуть не вырвав их из суставов.
– Вставай, какой Хели ты разлеглась? – раздался грубый мужской голос.
Настя упёрлась руками в землю, оттолкнулась, приподнимая туловище. После некоторых манипуляций ей удалось подняться на ноги. Однако равновесие она сохраняла с трудом.
– Пошли! – сказал Чернявый, вновь дёргая за верёвку.
Настя поплелась дальше. Они шли весь остаток дня сделав лишь один короткий привал. Чернявые дали им по краюхе хлеба и кружке холодной воды. Надо сказать, сами они питались тем же. Последнее время Анастасия вообще не ела хлеб, чтобы сохранить
И тут она вспомнила одну вещь. Она сам узнала о ней буквально вчера и успела сказать лишь Кате. Кириллу она хотела сообщить после праздника, однако то, что произошло, расстроило её планы.
А ведь он даже не спросил, почему она не пьёт. Настя отказалась от любого алкоголя в самом начале вечеринки. Теперь ей нельзя было пить.
А также быть голодной и попадать в передряги, подобные этой. Это гарантированный стресс, а стресс плохо сказывается на развитии плода…
Настя заплакала. Впервые, с тех пор, как их похитили. До этого ей не давал это сделать шок и вся эта беготня от похитителей и от живого фургона. Теперь же отчаяние захлестнуло её. Настя разрыдалась.
Её охватила злость на саму себя. За то, что забрюхатела, едва-едва окончив школу и за то, что её ещё не родившемуся ребёнку приходится терпеть всё это. Ей бы следовало сейчас отдыхать, есть фрукты и лишь изредка прогуливаться во дворе.
Но вместо этого она, связанная, шла по лесу, ведомая неизвестно кем неизвестно куда. Перспективы благополучного возвращения домой становились всё призрачнее, а опасность всё ощутимее. Возможно, её ребёнку и вовсе не суждено родиться. И, если до этого Настя задумывалась над тем чтобы сделать аборт, если обстоятельства сложатся неудачно, то теперь ей как нельзя захотелось выносить и родить…
К наступлению сумерек они вышли на узкую просеку. Возможно это была та самая просека, по которой их везли в том злополучном фургоне, а возможно нет. Так или иначе, здесь их ждал новый фургон, по виду ничем не отличающийся от предыдущего. Чуть дальше стоял ещё один внедорожник наподобие «УАЗа». Ещё двое Чернявых ждали здесь.
– Ну неужели, – сказал один из них, подойдя, – Вы поймали ребятишек, Роди!
– Заткнись, Друм, – сказал тот к кому обратились по имени «Роди».
Судя по тому, что в течение похода он командовал, а остальные Чернявые его слушались, он был главный. Роди был низкорослым, зато самым крепким из Чернявых. Впервые его увидев, Настя отметила, что у него волосы точного такого же цвета, как и у неё. Вряд ли это было ценным наблюдением, но всё же…
Названный же Друмом, наоборот был темноволосым, высоким и щуплым. Однако, что-то подсказывало Насте, что не такой уж он и хиляк, каким кажется.
Самое поразительное, что оба они были явно моложе тридцати – гораздо моложе того же Брейда.
– Эй, а почему их шесть? – сказал Друм, – Было же семеро.
Роди ответил не сразу. Он посмотрел в землю, стиснул кулаки, затем сказал:
– Одна девчонка сбежала.
Друм ещё раз оглядел пленников, особое внимание обращая на девушек. Когда его взгляд остановился на Насте, её передёрнуло.
– Это та которая толстуха? Серьёзно, Роди? От вас убежала
– Ей повезло, – сказал Роди.
– Ммм, – Друм сжал губы и поднял брови, – Ну что ж, так и скажи Гримниру. Что одна малолетняя корова сбежала от десятка бравых ребят, потому что ей повезло.
Он чуть наклонился, приближая своё лицо к лицу Роди.
– Ты знаешь, как он будет недоволен. Он же чётко выразился, что ему нужны все.
– Если ему и следует на кого-то злиться, то точно не на меня, – сказал Роди, – Если бы Дрётт и Брейд не повели себя как идиоты, всё бы было в порядке. Но им уже всё равно, они сдохли. А тебе следует знать своё место, Друм. Ещё раз станешь разговаривать со мной в таком тоне – привяжу тебя к экзофургону и заставлю бежать за ним.
Роди повернулся к Чернявым, выстроившимся в ряд каждый со своим пленником.
– А вы какой Хели встали? – крикнул он, – Грузите их! И в этот раз трое сядут в кузов вместе с ними. Верёвки оставить.
Их снова посадили в фургон. Настя оказалась у самой стены, рядом с ней швырнули Даниила. У края кузова сели трое Чернявых с оружием наготове. На сей раз о побеге можно было и не думать.
– Как думаешь, – обратилась Настя к Даниилу, – Они поймают Иру?
Раньше она называла свою одноклассницу не иначе как «толстуха» или «леди бочка», но теперь у Насти язык бы не повернулся так сказать.
– Не знаю, – сказал Дани, – Поймают или нет, не думаю, что ей повезло больше, чем нам. Она одна, в лесу. И не особо похожа на того, кто способен выжить в подобных условиях.
– Но она изменилась, – сказала Настя, – Раньше ей не под силу было и тридцати метров пробежать, а сейчас…
– Думаю, это всего-навсего выброс адреналина. Помнишь, нам рассказывали о таком на ОБЖ? Одна женщина перепрыгнула двухметровую стену, когда за ней гнались бешеные собаки. Хотя обычно она не могла прыгнуть выше своих колен.
Больше они не разговаривали. Через какое-то время на Настю нахлынула усталость, и она заснула.
Глава 7. Катерина
Этот сон был самым необычным. В нём Катя видела то же, что и в реальности, но с другой стороны.
Её взор нёсся по редколесью, в котором наступили сумерки, а за ними ночь. Однако она хорошо видела. А ещё слышала и чувствовала запах… Катя испытывала некие чувства, при этом понимая, что эти чувства – не её. Это как проникнуться эмпатией к герою выдуманной истории – вроде бы чувствуешь те же эмоции, но всё же есть какая-то отделяющая стена.
Она радовалась. Радовалась сильно и безудержно. Не только потому, что произошло событие, которое могло бы её порадовать, но и потому что сему предшествовал долгий период горестного ожидания. И одиночества. Когда-то давно она потеряла что-то очень ей дорогое, какую-то частичку себя. И с тех пор скиталась по этому миру, одинокая и несчастная. Все, кто встречался ей – будь то люди или звери – тут же убегали, потому что боялись её. Но ей и не нужна была их любовь. Ей требовалось лишь вернуть то, что у неё забрали. Но как вернуть, если, обращаясь к шестому чувству, что связывало тебя с тем самым, наталкиваешься на пустоту? Та часть тебя, что была отнята, не просто потерялась – она теперь вовсе не существовала под этим солнцем.