Чёрная Дочь
Шрифт:
— Этот,” — сказал Аэль, указывая на один из артефактов, похожий на сломанную шестерню, — “скорее всего, часть какого-то механизма, возможно, рулевого управления корабля. Судя по маркировке, он сделан из особого сплава, который не встречается нигде, кроме как у фей.
Этот, — продолжил он, показывая небольшой диск с непонятными символами, — это, скорее всего, навигационный инструмент. Он излучает слабое свечение, которое, как я предполагаю, могло помочь пиратам ориентироваться в открытом космосе.
А
Айсен, внимательно изучив артефакты, кивнула.
— Похоже, это действительно ценные предметы. И если они помогли пиратам, то они помогут и нам.
Аэль, вложив артефакты обратно в сумку, кивнул.
— Я уверен, специальный агент. Я сделаю всё возможное, чтобы раскрыть их потенциал.
— А если он взорвется? — Вдруг спросила Вита.
— Ну, ты же ему не позволишь. Я буду следить за вашим домом.
Они расстались около виллы ангелоида. Айсен направилась к себе домой. За квартал ее встретил петушиный ящер. Он бежал ей навстречу, размахивая гребнем.
— Долго же ты. Я уже успел соскучиться.
— Просто тебя не кормили мясом.
— Нет, ну почему же кормили? Просто у них новый любимчик. Посмотри, как тебе нравится.
Когда они оказались дома, Айсен действительно была удивлена.
— Он такой милый. — Вита держал на руках, но вовсе не петушиного ящера, а маленького повелителя. Миниатюрный Анунак пытался говорить какие-то слова и, свесив тощие петушиные ножки, сидел на левой руке у Виты. Правой она кормила его с ложки детской смесью.
— Кто у нас такой замечательный петушок?
Айсен еще раз вспомнила, что точно такого же петушка она видела на руках у Айтуна. Действительно, сомнений быть не может. Каким-то образом Вите удалось вырастить из яйца петушиного ящера нового анунака.
— Не хочу знать, как это тебе удалось, сестра. — Довольно сказала ей Айсен, — но наверняка тебя за это наградят.
— Уже наградили. Десять очков мне начислили.
— А как же повозка? Ты хотела у матери попросить.
— А зачем мне теперь повозка? Маленькому надо больше гулять.
— Ну да, у тебя же есть кукольная коляска.
— Не кукольная.
Вита нахмурилась.
— Она теперь для моего маленького петушка.
Анунак щелкнул клювом. Практически как взрослый повелитель.
— Это же ведь твой потомок?
— Мой, мой. По крайней мере яйцо отложил я. Но я совершенно не думал, что из него выйдет анунак.
— То есть вы все-таки один вид.
— Да мы все вообще один вид. Из генетического материала змей — распростер перья петушиный ящер — можно выростить кого угодно.
— То есть ты на самом деле не животное, такое же разумное создание, как и мы все.
— Нет, я животное. Просто я разумное животное.
— Похоже, тебе просто нравится не принимать каких-то важных решений.
— И это тоже — кивнул петушина ящер. — Признаться, я действительно очень-очень скучал.
Он потерся об Айсен.
— Я тоже очень скучала. Знаешь, мне так не понравилось в этом дурацком Улло. Поехали-ка в парк.
Медленно выступая, петушиный ящер слушал рассказ Айсен.
— Там так чисто, плюнуть негде. Всюду стерильность, футуристичность, как будто дурацкий дешевый роман про будущее. Знаешь, с этими дурацкими звездолетами и белобрысыми тагаями с огромной челюстью и вооруженных бластером.
— Содрогаюсь при мысли о том, что бы было, если бы у тагаев было такое оружие.
— Ты содрогаешься, я видела это воочию. Тагаи и змеи имеют там равные права.
— Боже мой. Даже младенца съесть нельзя?
— Ну, в последнее время ты их даже с разрешением не ел.
— Хорошая кормёжка.
— Ну, бабушка Дина сказала мне примерно то же самое. Им вроде как нечего делить. И тамошние змеи такие же сумасшедшие, как рабы. А еще рептилоиды играют у них в кафе. Боже мой, когда-нибудь я доберусь за того мерзкого тагая и всажу ему кинжал, выколов его оба мерзких глаза.
Айсен, нахмурившись, продолжала.
— Город, где мы были, раздражал всё больше. Слишком он был… футуристичным. Повсюду были эти странные машины, левитирующие платформы и голографические проекции. Слишком всё было чисто и аккуратно. Словно в какой-то дурацкой утопии, где всё было на своих местах, где не было места для хаоса и импровизации. Дурацкая страна! — проворчала она, обращаясь больше к себе, чем к петушиному ящеру. — Нет воров. Все имеют статус. Даже те, кто этого не заслуживают. И зачем, спрашивается, нужна эта вся футуристичность? — задалась она риторическим вопросом. — Зачем эти голографические экраны, зачем эти левитирующие повозки?