Чёрная Гронья
Шрифт:
«Эгиль, зачем…»
«Ты ненамного старше меня! Почему ты решил, что тебе можно вот так умереть? Когда ты уже почти выбрался? Я до последнего верил, что меня спасут! Не смей трусить и сдаваться, когда спасение уже близко!»
Лежащий птенец вновь посмотрел на ворону. Та чуть приподняла его голову и осторожно наклонилась к нему.
«Не для того, моя дочь тебя нашла, чтобы ты вот так по глупости своей умер. Корина будет плакать, если ты умрёшь».
«Вы ведьма…»
«И я спасаю тебе жизнь».
Чёрная
Где-то вдалеке раздался крик петуха. Ксавье застонал и открыл глаза. Жара больше не было, тело не горело, но хотелось пить и есть.
– Это был сон, о, Господи, – неслышно прошептал он и повернул голову. Гронья мешала что-то в котелке, раздавался запах рыбной похлёбки и свежего ячменя.
Ксавье зажмурился и наморщил лоб. В его памяти всплыли образы. Действительно ли это был сон? Или реальность? Эта женщина и правда ведьма? А её дочь?
«Ведьма спасла послушника церкви. Почему?»
– Проснулся? Хорошо, – проворчала ведьма, оборачиваясь через плечо. – Я возьму тебя под своё крылышко, пока не восстановишься.
Ксавье хотел было возразить, но передумал.
– Я должен был умереть, – тихо сказал он, стараясь не напрягать горло. – Почему вы спасли меня?
– Я боялась опоздать на этот раз, – ответила женщина, не оборачиваясь. – Тебе просто повезло, что сильнее проповедей прислужников церкви, я не терплю смерти невиновных людей.
Ксавье поправил деревянный крест у себя на шее и заметил лиру, лежащую на второй лежанке.
– То, что мне сказал Эгиль, это правда?
– Мертвецы не лгут, – отрезала Гронья.
– А, проснулся! – знакомый голос заставил Ксавье обернуться. – А я тебе клюквы принесла!
На пороге землянки стояла Корина с небольшой миской в руках, в которой краснели мелкие сушёные ягоды. Юноша сам не заметил, как улыбнулся ей.
– Давай-ка сил набирайся и на ноги вставай. Я тебя травничеству научу! Доктор, который не может отличать ядовитых растений от лекарственных – так себе доктор!
– Хорошо, – кивнул Ксавье, обречённо поднимая взгляд. – Если это научит меня помогать людям, а не потому, что я хочу изучать ведовство.
Корина захохотала и дала ему в руки миску.
– Насчёт чумы не волнуйся, – девушка заметила на лице юноши испуг, и чуть улыбнулась. – К Вен-Либре она не подойдёт, пока здесь я и мама. Чёрная Гронья страшнее Чёрной смерти. И, кстати – не надевай больше жиппон под кожаный плащ – заморишься.
– Верно, дочь… Парень, а ну-ка, надевай камизу и брэ, нечего тебе голышом валяться, – хмыкнула Гронья, продолжая мешать похлёбку. – Дочь, ты их уже постирала?
– Да, мамочка! – весело ответила девушка.
В ответ Ксавье закрыл лицо руками и закричал от смущения, а ведьма с дочерью озорно рассмеялись.
Паршивая овца
Франция, 1312 г.
Нет, нет, нет! Она не
– Я не проклята. Злые, злые, злые языки. За что, за что вы так со мной? Что я плохого вам сделала? – бормотала пастушка Мария, снимая с головы белый платок. Светлые локоны расплескались по тонким плечам, обнажённая девушка подошла к горящей жаровне, железными щипцами достала из неё раскалённый уголёк и бросила его в чашу с овечьим молоком. По пустому дому потекло зловещее шипение остывающего уголька, он потяжелел и опустился на дно, молоко почернело. Размешав уголь пестиком, Мария по прозвищу Бездетная Овца взяла чашу в руки и посмотрела в окно.
Последняя ночь весны и первая ночь лета. Как хорошо, что муж уехал на ярмарку! В ведьмину ночь лучше быть одной, чтобы ритуал никто не прервал.
– Я просто хочу ребёнка. Я просто хочу родить здоровое дитя, носить его сердце под своим сердцем, не быть одной! – шептала Мария, проливая слёзы в молоко.
Ах! Одиночество!
Его Мария боялась больше всего! А если муж умрёт? Или ещё хуже – уйдёт к другой женщине, что родит ему дитя? Нет, нет, нет! Ей надо понести, и если сам Бог не хочет подарить ей ребёнка, так пусть хоть Дьявол это сделает!
Мария поднесла чашу ко рту и пригубила молоко. Солёное и горелое на вкус. Почему в доме запахло серой? Она встала на колени, потом легла на пол, закрыла глаза. Кажется, на её левое плечо легла чья-то мохнатая лапа, а за окном разразилась первая летняя буря.
Спустя пару месяцев Марию перестали звать Бездетной Овцой – живот было не скрыть. Правда волосы у Марии поседели и голос изменился. Хотя и до этого она блеяла как овца.
К весне Мария не могла разродиться. Как будто что-то мешало ей. Тогда она вновь почувствовала мохнатую лапу на левом плече. А ещё услышала голос и совет, что ей нужно сделать, чтобы разрешиться от бремени.
Она послушалась – и ночью родила девчушку, стоя на коленях в луже крови своего мужа. Голова дровосека, отрубленная его же топором, осуждающе смотрела на жену. Её Мария сварила первой. Мяса в доме теперь было в достатке – молоко появлялось ко времени кормления ребёнка. Целый год, Мария с малышкой не выходили из домика в лесной чаще. Девочка выросла крепкая, а как потом оказалось и смышлёная. А Марии Бездетной Овце жители деревни придумали новую кличку.
Теперь её все звали Серая Бребис.
Франция, 1352 г.
Облегчение было временным – как ни хотелось бы Ксавье встать, сделать этого он не мог. Гронья продолжала бормотать под нос, что он сам себя чуть не заморил. В эти моменты она напоминала юноше заботливую, но ворчливую мать.
– Ещё немного и чуме было бы нечего делать, – то и дело повторяла ведьма, отпаивая юношу травяными отварами и кормя ячменным хлебом с варёными яйцами. – Тебе бы молока, но оно скисает, как только я беру крынку в руки, а в деревню тебе идти не следует. Её жители… глупы и трусливы, они совсем не жалуют чужаков.