Чёрная история
Шрифт:
На что это похоже?
Поэтому на осеннем родительском собрании Раиса Васильевна под конец сказала следующее:
– Уважаемые родители! Отдельно прошу обратить внимание на отношения мальчиков и девочек в нашем классе!
– А что с этим не так? – с улыбкой спросили родители.
– Всё в общем правильно, – ответила Раиса Васильевна, – но вот финансовый вопрос…
Было видно, что она теряется и не может правильно сформулировать то, что вертится у неё на языке.
– Раиса Васильевна, – обратился к ней папа Ани, большой весёлый толстячок с искрящимися глазами, – здесь все свои! Скажите
Остальные родители его поддержали одобрительным гулом.
– Мне не очень нравится, что один мальчик нашего класса покупает еду нравящейся ему девочке. Мне кажется, что ухаживать можно как-то иначе…
Все возмущённо зашумели. В классе не было богатых, почти все семьи относились к среднему рабочему классу, были откровенно бедные.
– А кто это? – начались выкрики.
– Раиса Васильевна, а это не мой?! А то у меня на прошлой неделе полтинник пропал…
Ещё минут пять все возмущённо галдели, пока отец Ани не взял инициативу в свои руки:
– Раиса Васильевна, ну не говорите с нами загадками! Скажите уж, как есть! Кто, что, почём!
Остальные присоединились к их требованиям.
– Ну хорошо! – сказала Раиса Васильевна, поправляя очки. – Саша Коломейцев у нас покупает завтрак для Насти Камневой!
Все замолчали.
– Мне кажется, – сказала Раиса Васильевна, – что это неправильно!
Надо сказать, что мать Сани и отец Насти – самые молчаливые родители на этом собрании. Они ничего не кричали и не требовали. Мать Сани – тихая, забитая, тощая женщина – сидела в платочке и когда упомянули сына, чуть не заплакала. Отец Насти – хмурый, тощий, весь в чёрном, совершенно неопределённого возраста, при упоминании дочери часто и мелко закивал, смотря в пол грустными, как у ослика, глазами.
На этом и закончили то собрание.
Мать Сани, оказавшись дома, накрыв стол для пришедшего в великолепном настроении мужа, рассказала ему эту историю. Громадный, как пивной бочонок, красный, сияющий Степан Михайлович, услышав, что его сын покупает завтраки однокласснице, громоподобно расхохотался. После того, как стёкла в оконных рамах пришли в нормальное состояние, он стукнул кулачищем по столу и завопил так, что Саня услышал бы его не только в соседней комнате, где смотрел телевизор, а даже бы и в соседнем дворе, если бы его туда занесла нелёгкая в этот довольно поздний час. Требования такого отца игнорировать было опасно для здоровья, поэтому Саня явился почти мгновенно.
– А ну-ка, – велел Степан Михайлович. – Сядь-ка!
Саня нахмурился, ожидая, что сейчас за какие-нибудь двойки его ругать будут, скрестил руки на груди и сел на табуретку, свободно болтая ногами.
– А ну расскажи, в кого ты там втюрился? – загоготал отец.
Саня не понял вопроса даже тогда, когда отец повторил.
– Ты что, поскрёбыш? – завопил отец. – Да нам твоя классуха уже всё рассказала! Так что давай, выкладывай!
Сане нечего было выкладывать.
– Уже весь район знает, что ты за дочкой гробовщика бегаешь! Ну и как успехи?
Во-первых, Саня не сразу понял кто скрывается за кодовым названием «дочка гробовщика»; во-вторых, даже если бы он за кем-то там бегал, что отец называет словом «успехи»?
– Девка-то хоть нормальная? – взвыл Степан Михайлович. При этих словах жена
– Мать! Налей по такому случаю! – потребовал отец Сани. Нужно ли говорить, что после этого на столе рядом с тарелкой борща оказалась рюмка с золотым ободком и бутылка водки.
– Ты мне лучше вот что скажи, – опрокинул рюмку отец Сани, – ты где деньги берёшь?
Вот с этого-то вопроса в голове Сани понемногу стала складываться общая картина происходящего. Сложилась она окончательно после третьей рюмки отца, когда тот уже задал матери вопрос, желая поближе узнать, с кем его Саня «собирается их породнить». Мать что-то стала рассказывать (и откуда она только знает отца Насти?), а Саня сидел пунцово-красный, боялся пошевелиться и лишний раз стараясь не дышать.
Оказалось, что отец Насти – Егор Ильич – кладбищенский сторож. Живёт здесь «испокон веков» (Саня не понял, что это значит), является «очень достойным человеком», не женат.
– А дочь как заимел? – громыхнул Степан Михайлович.
А вот это уже было неизвестно. Только сейчас не женат он, живёт одиноко.
– Ну, – хмыкнул отец Сани. – Бывает! Что делать?
И он налил себе четвёртую рюмку.
– Она хоть девка-то нормальная? – дыхнул он на Саню перегаром, от которого у того закружилась голова. Саня не ответил.
– Ты хоть серьёзно с ней? Или так, играешься? – отец принялся есть уже остывший борщ.
– Дело-то молодое, нехитрое! Раз-два и готово! – расхохотался он, умудряясь говорить и есть одновременно. – А если она понесёт? Ты об этом подумал?!
Мать начала усиленно креститься и что-то там бормотать. Потом упала на колени и с удвоенной энергией стала креститься и частить словосочетание «Отче наш».
Саня, который никогда в жизни до этого не испытывал такого унижения, уже сотню раз проклял сделку с «дочерью гробовщика».
– Люся! – вдруг грянул с утроенной силой Степан Михайлович. – Борщ-то ты мне подала холодный!
Степан Михайлович встал, замахнулся и бросил ложку. Целился в тарелку, но не попал. Ложка, с пустым звоном отскочила от поверхности стола и, перелетев Саню, скрылась из вида. Люся, хоть и успела встать, не имела ни единого шанса, чтобы увернуться от летящего в неё борща, а мгновением позже и тарелки. Она тоненько и высоко завизжала. Басом громыхнул Степан Михайлович. Пользуясь очередным семейным скандалом, Саня пулей вылетел из кухни, всунул ноги в первые попавшиеся башмаки, схватил какую-то куртку и вылетел за дверь.
Всю ночь он просидел в подъезде, кутаясь в мамину маленькую, но вполне подходящую ему курточку и пряча ноги в огромные, разношенные туфли отца. Так и заснул в этом, прислонившись к стенке у двери, которая могла вывести его на крышу дома.
Мама попросила Артёма купить хлеба после тренировки, поэтому пришлось идти через овраг. Когда-то давно этот овраг был не заброшенным, а каким-то общественным местом. Это узнавалось по особым, почти утраченным деталям. Вот идёшь-идёшь по тропинке, а потом понимаешь, что вот тут не ногами протаптывали, а камнем выложили. Или скамейка попадается вся ржавая, с завитушками. Сейчас таких не делают. Сколько же она тут стоит? Но это всё косвенные доказательства. А было одно явное.