Черная камея
Шрифт:
Блэквуд-Мэнор очаровал учительницу. Она кружила в вальсе в просторных залах, с горячим интересом исследовала каждую комнату, а сталкиваясь иногда с постояльцами, проявляла по отношению к ним любезность и обходительность.
С первых же дней она объявила, что я обладаю «редким интеллектом». Я раскрыл ей объятия – как ты сам убедился, объятиям и поцелуям отводится в моем мире весьма много места, – и Линелль, ни секунды не колеблясь, в них упала.
Эта женщина буквально меня околдовала. Я боялся потерять ее, в то время как всех остальных учителей выставил из дома намеренно. Линелль полностью изменила, перевернула мой мир.
Она тараторила очень быстро,
Ну и что? Линелль была уникальна. Линелль использовала таланты Гоблина, уговорив его учить меня новым словам и адресуя свои длинные прелестные речи скороговоркой нам обоим – двум ее «эльфам».
То, что у Линелль было шестеро малолетних детей, что когда-то раньше она работала учительницей французского, а потом вернулась в колледж, чтобы получить еще и начальную медицинскую подготовку, что она была своего рода научным гением и одновременно концертирующей пианисткой, казалось Папашке и Милочке очень подозрительным. Но я понимал, что Линелль действительно уникальная личность. Меня не провести.
Линелль приходила пять раз в неделю и занималась со мной по четыре часа. Не прошло и месяца, как своей энергией, обаянием, оптимизмом и энтузиазмом она покорила на ферме Блэквуд абсолютно всех и полностью изменила течение моей жизни.
Именно Линелль преподала мне основы – фонетическое чтение длинных слов, схемы предложений, – чтобы я мог освоить азы грамматики, и обучила началам арифметики, дальше которых я, признаться, не продвинулся.
Она научила меня французскому в объеме, достаточном для понимания большей части субтитров к фильмам, которые мы смотрели вместе, и дала мне глубокие знания по истории и географии. Очень часто она посвящала свои чудесные лекции историческим личностям, а иногда с легкостью расправлялась с целыми веками, ограничиваясь лишь упоминаниями о войнах и достижениях в искусстве.
«Все связано с войной и искусством, Квинн, – однажды сказала она, когда мы сидели на полу, скрестив ноги. – А еще скажу тебе, хотя это может шокировать, что почти все великие люди были безумны».
Линелль объясняла, что Александра Великого отличал эгоизм, Наполеон страдал от «навязчивой мании», тогда как Генрих VIII был поэтом, писателем и деспотичным извергом.
Обращаясь к Гоблину, она никогда не забывала называть его по имени.
Безудержно изобретательная, Линелль влетала в дом с целой коробкой образовательных или документальных видеокассет, которые мы вместе смотрели. Она внушила мне мысль, что в век кабельного телевидения никак нельзя оставаться необразованным. И мальчику-отшельнику с фермы Блэквуд следует понимать все, о чем говорят по телевизору.
«Даже те, кто путешествует по стране в домиках-прицепах, смотрят эти каналы, Квинн, – говорила она. – Только подумай... представь... Официантки смотрят по телевизору фильм-биографию Бетховена, телефонисты, прокладывающие кабель, возвращаются после работы домой и ставят кассету с документальным фильмом о Второй мировой войне».
Я не был столь убежден в этом, как она, но сразу смекнул, что тут кроется для меня выгода, и когда Линелль уговорила Папашку подарить мне огромный телевизор, моей радости не было конца.
По ее настоянию я смотрел все научно-популярные фильмы, которые при других обстоятельствах непременно бы пропустил. Это она познакомила меня с великолепным фильмом «Бессмертная
11
Юрок (Гурков Соломон Израилевич) Сол (1888, Брянская обл. – 1974, Нью-Йорк) – знаменитый американский импресарио; организовал в США гастроли Шаляпина, танцовщиков Михаила Фокина и Анны Павловой, Айседоры Дункан, а также многих артистов оперы и балета из СССР.
Разумеется, она показала мне и «Красные башмачки», фильм, который разжег во мне желание быть среди культурных, обходительных людей, а затем «Сказки Гофмана», изменившие мои мечты. Оба эти фильма – необыкновенно трепетные, тонкие, экзальтированные – причинили мне настоящую физическую боль. При воспоминании о них, в особенности о некоторых сценах, я испытываю боль и сейчас. Эти две картины были для меня все равно что заклинание.
Представь себе меня и Линелль на полу в этой самой комнате: лампы потушены, светится только огромный экран телевизора, и мы смотрим эти ленты, впитывая в себя их колдовство. И Гоблин... Гоблин, притихший, не мигая смотрит на экран и старается понять, почему мы так потрясены, отчего молчим.
Когда я плакал от боли, Линелль сказала мне одну очень добрую вещь:
«Разве непонятно, Квинн? Ты живешь в великолепном доме, ты такой же одаренный чудак, как герои этих фильмов. Тетушка Куин все время приглашает тебя навестить ее в Европе, а ты никак не решишься. Это неправильно. Не сужай рамки своего мира, не делай его недопустимо маленьким».
По правде говоря, тетушка Куин ни разу не приглашала меня в Европу. Вернее сказать, я не знал о таком приглашении. Зато Папашка и Милочка, несомненно, знали. Но я не признался в этом Линелль, но попросил:
«Тебе придется и дальше учить меня. Сделай из меня того, кто достоин путешествовать с тетушкой Куин».
«Сделаю, Квинн, – пообещала она. – Это будет легко».
Она почти заставила меня поверить в это. Так и продолжались наши головокружительные экскурсы в археологию, теорию эволюции и космические черные дыры. Она научила меня играть несколько простеньких пьес Шопена и Баха, раскрыла передо мной всю историю музыки, натаскав так хорошо, что я уже мог определить на слух период и стиль. А произведения Моцарта я определял практически безошибочно.
С Линелль я чувствовал себя на седьмом небе.
Она научила меня многим латинским словам и показала, что их корни стали основой многих английских слов. Она научила меня танцевать вальс, тустеп и танго, хотя последний танец вызывал во мне такой бурный смех, что я падал каждый раз, когда мы пытались в нем попрактиковаться.
А еще Линелль установила в моей спальне компьютер, а вместе с ним и принтер. Это было задолго до того, как появилась всемирная паутина Интернет. Я очень быстро научился набирать на этом компьютере тексты, используя по три пальца каждой руки.