Чёрная Книга Reverse Falls
Шрифт:
Потому медленно подойдя к ней, он костлявыми пальцами дотронулся до подбородка, заставив посмотреть ему в глаза, а затем медленно поцеловал. И в этот момент в его стремлениях было даже больше эгоистичного прагматизма, чем желания помочь из прилизанности. Несколько секунд она абсолютно никак не реагировала, а затем, доказав правильность его утверждений, начала отвечать. Притом куда более умело, чем он, хоть у младшего не было никаких сомнений, что она куда более старательно «практиковалась». Уже через минуту она повалила его на кровать, находясь сверху, и, смотря в её уже дикие, словно животные, глаза, Диппер отметил, что, пожалуй, коричневые волосы с голубыми глазами не лучшее сочетание.
Гидеон прямо посреди улицы тихо разразился целой гневной тирадой. Речь его была выдающимся в своем роде образцом ораторского искусства, она изобиловала метафорами, гиперболами, сравнениями, синонимами и эпитетами, блистала незатертыми сравнениями, странными эвфемизмами, остроумными идиомами, затрагивала генеалогию до седьмого колена, моральный облик, нравы и обычаи всей аристократии в целом и близнецов Пайнс в частности, причем в его изложении генеалогия, привычки, нравы и обычаи были таковы, что, будь все правдой, их не пустила бы на порог любая уважающая себя тюрьма, резонно опасаясь за моральную чистоту уже квартировавших там убийц и насильников.
А Пасифика, с самого начала отстранёно слушавшая друга, под конец только с укором воскликнула:
– Гид!
– Нет, Пас, а что?! – рассерженно сказал ей Гидеон. – Извини, но что я, спрашивается, должен делать? Они же могли тебя убить! И что же с этим делать? Я просто так не собираюсь этого оставлять, – отрезал Гидеон и сразу же ещё упорнее зашагал по улице.
Сейчас уже почти ночь, так что было довольно плохо видно всё происходящее вокруг, хотя они могли бы дойти даже с завязанными глазами. Темнота опустилась на город, основательно закрепившись до самого рассвета, однако хуже всего был дождь. Это была не летняя гроза, не обычный моросящий дождь, который тут чуть ли не всё время. Нет, это был методичный дождь, который заливает всё вокруг, из тех, что обычно идут в октябре, но никак не в июне. Но сделать с этим никто из компании ничего не мог, так что оставалось только терпеть то, что на улице не было видно ни зги, а за шиворот противно капала вода.
Гидеон снова посмотрел на свою подругу, опасаясь, что своими словами сделал ей только хуже. Она, когда они выходили из этого старого театра, была в изрядно побитом и напуганном состоянии, вплоть до того, что лицо у неё было примерно того же оттенка, что и его волосы. То есть белым, не просто бледным. А буквально белым, а в глазах виднелся страх. Естественно страх виднелся – ей же в лицо запустили несколько ножей! Они совсем ненормальные? Нет, если уж вы такое вытворяете, так хотя бы предупредите, не надо пугать человека до смерти просто так.
Впрочем, Пасифика после всего упрёка вновь вернулась к такому же состоянию, в котором она и была, когда они уходили. Понурив голову и держа зажатым в кулачке локон своих волос, она шла за Гидеоном, всё-таки именно он вызвался ей отвести домой. Действительно, после такого у него были вполне объективные опасения за то, что с ней может что-то случиться по пути. Однако почти никого они не встречали. Видимо, все либо уже сидели по домам, либо смотрели выступление этих Пайнсов.
– Г…гид, – нерешительно сказала Пасифика, повернув голову и взглянув ему прямо в глаза, – но ведь они же могли просто не задуматься об этом. Может быть, они просто знали, что мне ничего не угрожает?
Несколько секунд вглядываясь в её усталые глаза, Гидеон с трудом подавил желание плюнуть в сторону и только тяжело вздохнул. Да нет, они как раз прекрасно представляли. Видите ли, им были нужны «настоящие эмоции», а значит новость о том,
– Пас, но ведь хотя бы предупредить тебя хоть о чём-то они могли же, – сокрушённо вздохнув и признав своё поражение, сказал Гидеон.
– Да хватит тебе так смотреть на всех, – видимо догадавшись о его мыслях, сказала Пасифика, неловко и натужно попытаясь стукнуть его в плечо. – Ну, ведь не бывает абсолютно плохих людей. Хоть что-то в них да есть хорошее, так ведь?
Ага, есть кое-что в них хорошее… Разумеется, у любого из них есть человек, который им дорог – их близнец. На всех остальным им наплевать. Да и на своего близнеца не наплевать только потому, что за годы они просто напросто «привязались» друг к другу. И ничего больше.
Однако высказывать ей в лоб всё это прямо сейчас ему хотелось меньше всего, иначе он бы просто чувствовал себя полной и безоговорочной задницей, так что он просто молча шёл вместе с ней. Постепенно улицы собственно центральной части городка с квадратными, двухэтажными, обветшалыми зданиями, больше напоминавшими Детройт, сменились тем, что называлось пригородом, «американской мечтой». Хотя никто из друзей не мечтал жить в таком месте. Лично Гидеону никогда не нравились подобные дома. Слишком уж они стерильно строгие и чистые, как будто это больница, а там никто не любит быть. А внутри всё настолько приторно милое, что даже тошно. И все эти дома абсолютно одинаковые, делающие из людей одну серую толпу.
И вот, завернув за поворот, они, наконец-то, увидели дом Пасифики… Есть самые разные дома. Одни только что совсем новые, словно буквально вчера построены, даже если им полвека. Другие же такие, словно в них погостил Трубач.* Ну, а этот домишко гордо вздёрнул бы нос даже при приближении Армагеддона, так как тот не мог ничего сделать с ним хуже, чем обстояло. Однако даже он нравился Гидеону больше, чем располагавшиеся на соседних улицах, так как от него буквально веяло, по крайней мере для парня, не только бедностью, но и просто жизнью по своим нормам. Не бунту, а просто спокойной жизни, не обращая внимания на мнения других. Хотя, наверное, это только моё личное. Всё-таки, по сравнению с моим домом, даже это – сущий рай…
– Ну что Гидеон, пока? – спросила Пасифика.
– Ага, ладно, встретимся завтра, – распрощался с ней Гидеон и, развернувшись, ушёл в стену моросящего дождя, скрывавшего его словно туман.
Думаю, что всё случившееся сегодня – начало очень интересных событий. Ну, по крайней мере, отменной вражды с Пайнсами. И чего меня так потянуло на цитирование Касабланки? *
Обычно казавшаяся жёсткой кровать сейчас мнилась мягкой периной, на которой Мэйбл была готова нежится в состоянии полудрёмы несколько часов. Ну, или ей это так казалось, потому что кровати почти не чувствовалось на фоне того, что почти все мышцы болели. Сейчас ей было даже трудно сказать, что в теле не ныло, наверное, единственной такой мышцей было только всё время работающее сердце, которого она, впрочем, не чувствовала и не могла быть уверенна.
Собрав волю в кулак, она всё-таки подавила неприятные ощущения, засунув в самый далёкий уголок мозга. Она не пропала и не стала слабее, просто близняшка не обращала на неё внимания. Пфф… И почему все так боятся боли, в конце концов, она же сопровождает нас всё время и именно она даёт стимул идти дальше. Ну и, вдобавок, это лучшая проверка, что я ещё жива – у мёртвых ничего не болит. Не должно. Решив, наконец, уже окончательно проснуться, Мэйбл разлепила глаза, прищурившись от бившего в глаза света. Свет был не то чтобы яркий, однако даже его хватало, чтобы получить резь в глазах.