Черная книга русалки
Шрифт:
Вежливый стук в дверь прервал Пашкин рассказ, заставив Ксюху заполошно пискнуть, а Ольгу вскочить.
– Д-да?
– Ольга, можно вас отвлечь? – вежливо поинтересовался Вадик из-за двери. – Ненадолго.
– Иди, – зашипела Ксюха. – А то не успокоится. Мы подождем, да?
В коридор Ольга выходила с острым чувством вины, безотчетным, беспричинным, но растущим прямо-таки с невероятной быстротой. Вспомнился и вчерашний вечер, и сегодняшнее утро с побегом из-под надзора, и вообще факт, что Вадик к всемогущей Георгине Витольдовне ближе, чем сама Ольга, а значит, имеет полное право распекать
Распекать он не собирался. Поманил за собой, прочь от двери, точно опасаясь, что с той стороны станут подслушивать, и только спустившись на первый этаж, изволил объясниться.
– Я по поводу вчерашнего... инцидента. – Теперь Вадик выглядел не смущенным, скорее обеспокоенным. Смотрел он сверху вниз, и в серо-голубых глазах его Ольге чудилась подозрительность.
– Извините, больше это не повторится. Вчера просто гроза, нам стало страшно, и...
– Я понимаю, – оборвал он. – Я про другое. Там, у озера, короче, ментов понаехало. И я знаю, почему.
– Почему? – шепотом спросила Ольга, уже зная ответ.
– Ну... труп там.
– Т-труп?
– Садись. – Он толкнул ее в кресло и, присев на корточки, заглянул в глаза. – Я его не убивал, понятно?
Ольга кивнула. Да, конечно, понятно, куда понятнее. Вчера ушел, а сегодня труп. И Вадик про него знает, хотя следователь еще не приходил. Откуда знает? И почему сразу про убийство?
Видимо, все мысли ее отразились на лице, потому как Вадик, тяжко вздохнув, пустился в объяснения:
– Вчера я выходил, это точно. Встреча была с одним человеком. Он обещался зайти, но мог обмануть, вот я и надеялся перехватить, порасспрашивать об одной старой истории. Знал, что он к озеру пойдет...
– Откуда?
– Откуда знал? Ну так Аэлита сказала, что он на путь стал, а сейчас первое полнолуние...
Сумасшедший.
– Короче, он бы пришел, он обещал прийти, потому как денег хотел, – продолжил непонятное Вадик. – Он жадный был. И самоуверенный. И еще такой, знаешь, лицемерный, когда про одно говорит, а другое делает. Я ему денег давал, только, видно, мало, если он сначала к озеру. Короче, вчера мне с его трубы звонок, я трубку беру, а там – тихо. Ну я к озеру бегом, а там – труп.
– Его?
– Ну да, лежит в крови, уже не дышит. Я и ходу. Два трупа найти – это уже тенденция, это подозрительно, понимаешь?
И руки ее ладонью накрыл. И смотрит, просительно, жалко даже.
– И если они узнают, что я вчера выходил из дому, что у озера был, то...
– Будут неприятности? – глухо пробормотала Ольга.
– Еще какие! Я потому и рассказал, как оно есть, чтобы о помощи попросить. Не говори, ладно? Я дома был, весь вечер.
– А Ксюха?
– Поговори с ней, она тебя любит. Пообещай ей помощь в том, что вы там затеяли. Мичеганскую русалку ловить? Или сразу брюсову книгу искать?
– А... – От удивления Ольга порастеряла все слова. Подслушивал? Подсматривал?
– Ее многие тут ищут, – пояснил Вадик, подымаясь, и руку подал. – Конечно, сказки все, но давай договоримся: вы помогаете мне, а я – вам.
Как ни странно, Ксюха на предложение согласилась. И следователю, который заявился в дом ближе к вечеру, врала вдохновенно, а
Может, и прав был, только вот изменить что-либо не представлялось возможным.
Тем же вечером отмытый, накормленный, одетый в чистое Микитка сидел в мягком кресле брюсова кабинета. Он и думать забыл и про страх, и про сомнения, и про то, что был момент, когда сбежать хотелось, и сильно. Если б не запертая дверь, то и сбежал бы.
Дурень. Куда ему от Брюса? Куда ему из Сухаревой башни? Нет, тут оно, место Микиткино.
Комната вроде и невелика, но есть на что поглядеть. Прямо перед Микиткою стол англицкой работы с выдвижными ящичками, каждый на замочке крохотном, а к замочку свой ключ. На столе бумаги всякие, которые свернуты, сложены в тубы, другие раскатаны, прижаты по углам серебряными шкатулочками, третьи и вовсе на пол сброшены за ненадобностью. Еще на столе инструмент разложен, из которого Микитка только линейку с деленьями узнал, и то потому, что еврейчик про нее сказывал. Есть на столе и чернильница в виде горы, и перья к ней заточенные лежат, и нож острый, и склянка с песком мелким и кистью белой, коробка с воском...
Вечность разглядывать можно, а ведь в комнате и иных дивных вещей множество. Вон шкап с книгами, большими и малыми, в дереве да серебряных окладах, черным бархатом обернутых, в красный сафьян укутанных. На застежках, на цепях... Вон чучело зверя невиданного, с длинным хвостом, мордой вытянутой, с пастью раскрытой, с зубами белыми да глазами, из каменьев сложенными. А вон в склянке младенчик безголовый плавает... а дальше...
– Интересно? – Брюс вошел не через дверь, а откуда-то из-за шкапа с книгами. – Это мой кабинет. Нравится?
Еще бы. Микитка, когда в силу войдет, тоже такой соорудит. А то и лучше.
– Ну-ну, посмотрим. – Яков, обойдя вокруг стола, сдернул Микитку с кресла и, указав на другое, поплоше, сказал: – Там твое место. Будет. Если я тебя возьму.
Возьмет, решил ведь все, Микитка видит...
– Сила – лишь сила. – Брюс, выбрав один из свернутых листов, раскатал его поверх прочих. – К силе, кроме знаний, много чего еще нужно. Значит, ты ее видел?
Кивнул Микитка, шею вытягивая, – любопытно ему было поглядеть на бумаженцию брюсову. Увидел, но не понял ничего: зверье какое-то, знаки, линии, письмена или узоры. Не разобрать.
– Рассказывай. Только подробно все, с самого начала...
Микитка и рассказал. И про то, как родители померли, а его самого дядька забрал, и про то, как жилось ему в доме чужом, про обиды свои – все вдруг вспомнились, с первого же дня, когда Фимка за ухо оттаскала, которое потом три дня распухшим было...